Виктор Поротников - Утонуть в крови - вся трилогия о Батыевом нашествии

— Истина это, Бронислав, — подтвердил Вериней. — У Тереха даже прозвище есть — Левша. А ты его по зубам ни за что ни про что!..

— За свой лживый язык получил он от меня вознаграждение! — гневно промолвил Бронислав. — Небось сам на Саломею облизывается, вот и наговаривает на нее. У, злыдень белобрысый! Пшел вон отсюда!

— Ступай, Терех, — кивнул дружиннику Вериней и протянул ему небольшой слиток серебра: — Вот, возьми гривну и не держи зла на моего брата.

Терех молча взял гривну и с поклоном удалился.

Бронислав, не глядя на брата, нервно барабанил пальцами по столу.

Вериней поднял с полу серебряный кубок и поставил на стол.

— Каких еще доказательств тебе нужно, брат? — спросил Вериней после долгой паузы.

— Пойду я, брат, — ответил Бронислав и встал из-за стола. — Прощай покуда!

— Ступай с Богом! — глядя в окно, сказал Вериней.

Собрался как-то Моисей навестить родителей в Ольгове и уговорил Бронислава отпустить с ним Саломею.

Пейсах был несказанно рад приезду сына и дочери. Он все приговаривал, обращаясь к супруге:

— Гляди-ка, Шейна, каким молодцем стал наш Моисей! Какие на нем сапоги, какой плащ, а шапка какая!.. А Саломея-то наша как расцвела! От нее просто глаз не оторвать. Не дети, а загляденье!..

Шейна расцеловала дочь, прижала к себе сына. Затем, сидя за трапезой, Шейна с довольной улыбкой слушала Моисея, как ему живется на княжеском подворье. В отличие от брата, Саломея была более молчалива, хотя и хмурой она не выглядела.

Вечером Пейсах пришел в комнату дочери, чтобы побеседовать с ней по душам.

— Я ведь сразу заметил, что какие-то невеселые думы одолевают тебя, дочка. — Пейсах ласково коснулся распущенных волос Саломеи своей холеной рукой. — Доверься мне, моя девочка. Я же всегда понимал тебя, всегда желал тебе блага.

Это было правдой. Пейсах всегда уделял дочери больше внимания, нежели сыну, распознав в Саломее с самых юных лет натуру незаурядную и честолюбивую.

Саломея взяла отцовскую руку и прижалась к ней щекой. Она часто так делала в детстве.

Несколько долгих мгновений отец и дочь пребывали в молчании.

Наконец Саломея промолвила:

— Я влюблена в Давыда Юрьевича, младшего сына рязанского князя, а Бронислав мне противен. Мы встречаемся с Давыдом украдкой, но, кажется, это перестало быть тайной для моего мужа.

— Вот оно что! — взволнованно произнес Пейсах. — Вот какие, значит, дела!

Саломея взглянула на отца, желая понять по его лицу, осуждает он ее или нет. Ей было важно услышать отцовское мнение по этому поводу.

— Ты держишь в одной руке повод удачи, дочь моя, — сказал Пейсах, отвечая на молчаливый вопрос Саломеи, — а в другой руке держишь повод счастья. Тебе самой решать, за какой из этих двух поводьев ухватиться обеими руками.

— Отец, я выбираю повод счастья, — без раздумий ответила Саломея. — Ты не осуждаешь меня за измену мужу?

— Как я могу осуждать тебя, сделавшую такой удачный выбор, — ответил Пейсах с одобрительной улыбкой. — Давыд Юрьевич уже сейчас удельный князь, а в будущем может стать и рязанским князем. В Брониславе я разочаровался. Он скуп и недальновиден, мною пренебрегает. Обещал купить нам с Шейной дом в Рязани, но так и не выполнил обещание.

— Мне кажется, в Ольгове жить намного спокойнее, отец, — заметила Саломея. — Здесь меньше посторонних глаз, меньше любопытных ушей и злых языков.

— Богатых людей здесь тоже меньше, чем в Рязани, — озабоченно проговорил Пейсах, усаживаясь на стул. — А я ведь ростовщик, милая моя. Не могу же я давать деньги в рост кому попало. Нет, в Рязани мне жилось бы лучше. Становись-ка поскорее княгиней, тогда мы с твоей матерью свой век доживать будем в княжеском тереме.

Саломея грустно улыбнулась, всем своим видом показывая, что и она мечтает о том же, однако обстоятельства покуда сильнее ее.

— Понимаю, что все не так просто, — закивал Пейсах, поглаживая свою узкую бородку. — Надо все обдумать и взвесить. Оступиться в таком деле никак нельзя, моя девочка. Ясно одно: от Бронислава нужно избавиться.

— Как… избавиться? — Голос Саломеи дрогнул.

— Об этом еще надо подумать, — невозмутимо произнес Пейсах. — Ко всему на свете нужно относиться с предвкушением возможной выгоды. От невыгодного товара избавляются, увечную скотину пускают под нож, поломанным стулом растапливают печь, вороватых рабов продают куда-нибудь в дальние страны… Так всегда было, дочка.

— Но Бронислав сильно любит меня, отец, — тихо промолвила Саломея.