Деннис Лихэйн - Настанет день

Лютер вернулся к буфету, налил еще чашку чая.

— Мистер Жидро?

— Спасибо, не надо, сынок.

Лютер сел напротив миссис Жидро.

— Опоздал я на открытие. Замотался. Уж простите.

Она произнесла:

— Этот огромный полисмен вел себя просто как безумный. Он словно заранее совершенно точно знал, где искать. И все равно ничего не нашел.

— Странно это все, — заметил Лютер.

Миссис Жидро глотнула чая.

— Да уж, повезло нам.

— Можно и так сказать.

— А теперь ты уезжаешь в Талсу.

— Там у меня жена и сын, мэм. Знаете, если б не они, я б никуда не уехал.

Она улыбнулась и опустила взгляд:

— Может, ты нам когда-нибудь и напишешь.

Это Лютера прямо-таки подкосило и чуть не кинуло ей в ноги.

— Понятное дело, мэм, напишу. Вы ж знаете.

Она буквально втянула его душу в свои прекрасные глаза.

— Верю, сынок. Верю.

Уловив секунду, когда миссис Жидро опустила взгляд на колени, Лютер кивнул великому старцу.

— Если я вам еще не надоел…

Миссис Жидро подняла глаза.

— Мне надо кое-что утрясти с белыми друзьями, которых я тут завел.

— Что еще утрясти?

— Надо как следует попрощаться, — объяснил Лютер. — Ежели я останусь еще на одну-две ночки, все пройдет куда глаже.

Она наклонилась вперед в своем кресле.

— Вздумал опекать старуху, Лютер?

— Да упаси бог, мэм.

Она погрозила ему пальцем.

— Ох ты, лис!

— Это точно, — сказал Лютер. — И ваш жареный цыпленок мне очень даже по вкусу.

— Так вот в чем штука?

— Сдается мне, да.

Миссис Жидро встала, разгладила подол. Повернулась в сторону кухни.

— Тут нужно почистить картошку и промыть бобы, молодой человек. И не копайтесь.

Лютер вышел из комнаты вслед за ней.

— Ни в коем случае, мэм.

На закате бунтующие толпы вернулись на улицы. В Южном Бостоне, Чарлстауне и некоторых других частях города опять начались стычки и погромы. Однако в других местах, особенно в Роксбери и Саут-Энде, волнения приобрели политическую окраску. Узнав об этом, мэр Питерс велел Расселу отвезти его на Колумбус-авеню. Генерал Коул не хотел отпускать мэра без военного сопровождения, но Питерс убедил его, что обойдется. Прошлым же вечером обошлось, да и перемещаться на одной машине всяко сподручнее, чем кортежем из трех.

Водитель остановил автомобиль на углу Арлингтон-стрит и Колумбус-авеню, откуда уже была видна толпа. Питерс вылез из машины и прошел полквартала. По пути он миновал три бочки, наполненные смолой, из которых торчали факелы. Это средневековое зрелище усилило его опасения.

Лозунги оказались еще хуже, чем вчера. Те немногие, что он видел накануне, главным образом являли собой немудреные вариации на тему того, что, мол, «на хрен копов» или «на хрен штрейкбрехеров». Сегодняшние же были аккуратно выведены по трафарету буквами алыми, как свежая кровь. Некоторые — по-русски, но у остальных смысл был вполне ясен:

ДАЕШЬ РЕВОЛЮЦИЮ!

ДОЛОЙ ГОСУДАРСТВЕННУЮ ТИРАНИЮ!

СМЕРТЬ КАПИТАЛИЗМУ!

СМЕРТЬ РАБОВЛАДЕЛЬЦАМ!

СВЕРГНЕМ КАПИТАЛИСТИЧЕСКУЮ МОНАРХИЮ!

Был еще один, который понравился мэру Эндрю Дж. Питерсу меньше всего:

ГОРИ, БОСТОН, ГОРИ!

Он поспешно вернулся в машину и приказал немедленно везти его к генералу Коулу.

Генерал Коул выслушал новости, кивая так, словно уже был обо всем осведомлен:

— Мы получили рапорт, что и сборище на Сколли-сквер все больше политизируется. Южный Бостон уже трещит по швам. Я не думаю, что тут удастся обойтись силами всего лишь сорока полицейских, как прошедшей ночью. В оба района я направляю добровольцев. Им велено, если не сумеют подавить беспорядки, вернуться и доложить о размере толп и о степени большевистского влияния.

— «Гори, Бостон, гори», — прошептал Питерс.

— До этого не дойдет, господин мэр, заверяю вас. В конце концов, даже футбольная команда Гарварда вооружена и ждет распоряжений. Кроме того, я в постоянном контакте с майором Салливаном и командованием Гвардии штата. Они в полной боевой готовности, причем буквально за углом.

Питерс кивнул: это его слегка успокоило. Четыре полка плюс пулеметная рота, плюс мотострелковый и санитарный корпус.

— Теперь я отправляюсь навестить майора Салливана, — сказал он.

— Будьте осторожны на улицах, господин мэр. Скоро уже стемнеет.

Питерс вышел из кабинета, который лишь вчера занимал Эдвин Кёртис. Он поднялся на холм к зданию сената штата, и сердце его затрепетало: бог ты мой, целая армия! Вдоль гигантской аркады позади сената дефилировал 1-й кавалерийский эскадрон, цоканье копыт по булыжнику напоминало приглушенные выстрелы. А на лужайках перед фасадом, близ Бикон-стрит, выстроились 12-й и 15-й полки. На другой стороне улицы, у парка Коммон, в полной боевой готовности стояли 10-й и 11-й полки. Питерс всячески стремился это предотвратить, но все равно почувствовал гордость при виде мощи штата. Это была антитеза толпе. Это была рассчитанная мощь, подвластная закону, способная в равной степени к сдержанности и к насилию. Это был кулак, таящийся под мягкой перчаткой демократии, и кулак этот выглядел внушительно.