Деннис Лихэйн - Настанет день

— Да. Ты любишь себя. Всю эту бравурную музыку. А у меня нет слуха, Дэнни. Я не могу с тобой это разделить.

Он выпрямился, с силой втянул воздух сквозь ноздри:

— Так его ты любишь? Любишь?

— Я научусь, — ответила она и допила свою рюмку.

— Со мной тебе учиться не приходилось.

— И ты сам видишь, куда это нас завело. — С этими словами она вышла.

Они только-только уселись за десерт, как в дверь позвонили.

Дэнни чувствовал, как выпитое чернит ему кровь, обездвиживает конечности, мстительно и злобно громоздится в мозгу.

Открывать отправился Джо. Прошло некоторое время; холодный ночной воздух начал проникать из прихожей в столовую, и Томас крикнул:

— Джо, кто это? Закрой дверь.

Дверь захлопнулась, и они услышали приглушенный разговор. Голос Джо и еще чей-то: негромкий и басовитый, слов разобрать не удавалось.

— Пап?.. — В дверях столовой показался Джо.

За ним вошел мужчина. Высокий, сутулый, с длинным голодным лицом, заросшим черной свалявшейся бородой с седыми клочками на подбородке. Глаза темные и маленькие, навыкате. Волосы на темени выбриты до белой щетины. Одежда дешевая и изодранная; Дэнни даже с другого конца комнаты почувствовал вонь этих лохмотьев.

Вошедший улыбнулся; зубы желтели у него во рту, точно подмокшая папироса.

— Ну как ваши делишки, богобоязненный народ? Надеюсь, хорошо?

Томас Коглин встал:

— Это еще что?

Глаза мужчины нашарили Нору.

— А у тебя как дела, милочка?

Казалось, Нора буквально помертвела, она сидела положив ладонь на чашку; глаза у нее были пустые и неподвижные.

Незнакомец поднял руку:

— Уж простите, что я вас беспокою. Вы, должно быть, капитан Коглин, сэр.

Джо осторожно отошел от него и пробрался по стеночке к противоположному концу стола, где и сел возле матери и Коннора.

— Я Томас Коглин. Вы в моем доме, и сегодня Рождество, так что лучше побыстрее выкладывайте, в чем дело.

Незнакомец поднял испачканные землей ладони:

— Зовут меня Квентин Финн. Похоже, тут за столом сидит моя жена, сэр.

Коннор вскочил, грохнув стулом:

— Что за?..

— Коннор, — оборвал отец, — сдерживай себя, мой мальчик.

— Ага, — произнес Квентин Финн. — Да вот она, это ж так же ясно, как то, что нынче Рождество. Ты скучала по мне, лапочка?

Нора открыла рот, но из него не вылетело ни звука. Дэнни видел, как она все больше съеживается, расставаясь с последней надеждой. Губы ее шевелились, но слов не было. Та ложь, которую она преподнесла им пять лет назад, сидя полуголая, бледная, дрожащая в их кухне, та ложь, на которой она воздвигала каждый день своей последующей жизни, раскрылась. Раскрылась, распалась, разлетелась по всей комнате, и из обломков заново родилась ее противоположность — правда.

«И какая ужасная правда, — подумал Дэнни. — Этот тип в два раза старше ее. И она целовала этот рот? Просовывала язык сквозь эти зубы?»

— Я спрашиваю — ты скучала по мне, лапочка?

Томас Коглин поднял ладонь:

— Извольте выражаться яснее, мистер Финн.

Квентин Финн, сощурившись, зыркнул на него:

— Чего яснее, сэр? Я женился на этой вот женщине. Имя свое ей дал. Поделился правом на землицу в Донеголе. Она моя супруга, сэр. И я пришел забрать ее домой.

Нора слишком долго молчала, Дэнни отчетливо видел это — по глазам матери, по глазам Коннора. Если у нее и была надежда отпереться, этот момент она упустила.

Коннор произнес:

— Нора.

Нора закрыла глаза.

— Это правда? — осведомилась мать. — Нора? Посмотри на меня. Это правда?

Нора не открывала глаз. Она помахивала рукой, словно отгоняя наваждение.

Дэнни рассматривал человека, стоявшего в дверях. Ему хотелось вслух спросить: вот это ? Ты трахалась вот с этим ? Он чувствовал, что спиртное бурлит у него в крови, вытесняя все, что в нем было хорошего. Сейчас он ощущал в себе лишь того, кто совсем недавно сказал ей, что любит ее. На что она ответила: ты любишь себя.

Отец проговорил:

— Мистер Финн, присядьте, сэр.

— Да я уж лучше постою, капитан, если вам все равно.

— На что вы рассчитывали? — спросил Томас.

— Полагал, что выйду отсюда вместе со своей женой, вот так. — Он кивнул.

Томас посмотрел на Нору:

— Подними голову, девочка.

Нора открыла глаза, взглянула на него.

— Это правда? Этот человек — твой муж?

Нора отыскала взглядом глаза Дэнни. Как она сказала тогда в кабинете? «Не выношу людей, которые сами себя жалеют». И кто же теперь себя жалеет, а?

Дэнни опустил глаза.