Сергей Бородин - Дмитрий Донской

— Сбегай за конем себе.

А сам приподнялся на стременах, заправил под себя полы и слегка поиграл конем, рванул, осадил, чтоб чувствовал над собой руку.

Вдвоем с отроком они проскакали через расступившихся воинов, выехали на Москву, поскакали слободами, малолюдной дорогой, к Валуевой вотчине. Из-под конских копыт вырывались тяжелые комья снега, взметались с деревьев вспугнутые стаи ворон, кое-где женщины в ярких шалях пугливо запахивали за собой калитки или взбегали на высокие крыльца — от воинов всякого можно ждать.

Не доезжая Валуя, Дмитрий натянул узду. Отрок позади замер. Дмитрий, сдерживая топтавшегося коня, прислушался: нет, нынче никто не пел за валуевым тыном. Когда скакал сюда, не подумал, что песни может и не быть. Оглянулся на отрока. Княжич смотрел на него, полный готовности мчаться по единому знаку Дмитрия. Лисья шапка низко сползла на узкий высокий лоб мальчика.

Дмитрий шагом проехал мимо валуева тына. Но тын был высок, и двор, сколь удалось Дмитрию заглянуть, пуст.

Улочка отсюда круто спускалась к речке. Так же, шагом, Дмитрии поехал вниз. От реки, словно распятая, низко склонив голову, шла, вскинув на коромысло руки, женщина.

Дмитрий быстро спрыгнул с седла и отдал повод Белозерскому:

— Отведи, отроче, коней в гору да постой там.

И пошел к реке.

Женщина, заслышав скрип снега, остановилась. Тревожно подняла лицо. Все лицо ее было закрыто платком; лишь единственный глаз выглядывал. Длинный, тоскливый, ласковый глаз.

— Воду несешь? — спросил Дмитрий.

— Сам, что ль, не видишь?

— Дай испить.

Она повернула на плече коромысло, и бадья подплыла к Дмитриевым устам. Глотнув нестерпимо ледяной воды, он вытер ладонью усы.

— А чего ж не колодезную пьете?

— У нас намедни в колодце кот утоп. А освятить не успели Что ж, нам поганую, что ль, пить?

— Поганую не надо.

— Потому вот и носим.

— А тя как звать-то?

— Санькой.

— Ты рязанка, что ль?

— А почем знаешь?

— Песню твою слыхал.

Она засмеялась.

— Ты чей сам-то?

— Из Кремля.

— О, высоко живешь!

— Я слыхал: пела ты об татарах; сказывают, ты от них натерпелась.

Она опустила голову:

— Довелось.

— Так нету более тех татар. Все за тебя ответили.

— Как?

— Головами ответили. Слыхала?

— Кто ж не слыхал? Мне б хоть издали Митрия-то Ивановича увидеть. В ноги бы поклонилась.

— Митрий об тебе знает. Слыхал. И велел сказать: «Будешь по Кремлю идти, пой, как в праздник; не бойся».

— Чудная речь: будто обо мне говоришь, а будто не со мной.

Она пригнулась, поставила бадьи в снег и встала, глядя на Дмитрия.

— Чего те надо-то? Не пойму.

Дмитрий подумал, как хотелось ему поехать к ней прямо с битвы, обрадовать, одарить, сесть возле нее и попросить ее песен; о ее песне помнил, стоя на Воже. А теперь не знал, что еще ей сказать.

— Дай пособлю ведра поднять.

— Расплещешь. Я сама.

— Ежели приду, споешь тогда?

— Лучше петь, чем плакать. Потому и пою. А доведется те увидеть Митрия-то, поклонись ему. Да ему невдомек будет, от кого тот поклон.

— Ну что ж. Поклонюсь… прощай.

Он вышел в гору. Когда сюда ехал, думалось, радостно ему будет прервать ее песню, крикнуть ей через тын:

— Пой веселей. Теперь некому тебя обижать! — и проехать дальше.

А вышло не то.

Они возвратились в Кремль.

У крыльца стоял без шапки незнакомый, постыдно лысый поп с позолоченным крестом на шее.

— Откуда такой? — удивился Дмитрий.

— Дожидаюсь тебя, государь, из Рязани! — после приветствий сказал Софроний, поднимаясь вслед за князем на разрисованное алыми полосами высокое крыльцо.

— А чего?

— Беда, государь! Без устали до тебя скакал: к нам весть пришла, будто Мамай на Москву собрался.

Дмитрий остановился.

— Откуда? Давно ль я их отогнал?

— С Орды на Рязань гонец прибыл. Говорит: идут.

«Опять? Готовиться? Биться? Успею ли?»

— Это Ольг, что ль, тебя прислал?

— Нет, государь. Ольг не слал. Я сам.

— Чудно! Эй! — крикнул он Белозерскому. — Погоди слезать! Скачи, отроче, до князя Боброка. Ежли дома захватишь, чтоб немедля ко мне. — И обернулся к Софронию: — Ты поп, что ль?

— Ольгов был духовник.

Перегнувшись через перила крыльца, крикнул во двор:

— Яклев!

— Тута, государь!

Дмитрий приказал разослать по боярам:

— Чтоб живо сюда сбирались!

И возвратился к Софронию:

— Вон оно что? А чего ж сюда прискакал?

— Государь, земля-то Русская не ждет ведь беды. Может, упасем ее от беды-то!