Иосиф Кантор - Ной. Всемирный потоп

Западный ветер даром что дул с моря, нес не прохладу, а зной. Гонцы, как сговорившись, приносили плохие вести одну за другой. На перевале Пештар обнаглевшие до предела разбойники напали на караван правителя, везший в столицу дань, собранную по ту сторону гор. Перебили охрану и забрали все. Одному из погонщиков удалось спастись, удрал в суматохе на своем верблюде. Поклажу, конечно, сбросил, сын шакала, чтобы верблюд бежал скорее, за что и был наказан – вон, голова торчит на шесте у восточных ворот дворца.

Никогда не было такого, чтобы разбойники могли одолеть воинов. Разве что вдесятером на одного, но караван с данью сопровождала полусотня воинов, отборных, закаленных в боях, рубак. Что – пять сотен разбойников накинулись на них? Невозможно в это поверить, ведь известно, что разбойничьи шайки немногочисленны – двадцать, тридцать, много сорок человек. Если разбойников собирается много, то они сразу же делятся на враждующие группы и принимаются резать друг дружку. Ох, уж не сговорились ли разбойники с воинами? Караван-то был богатый… А может, и не было никаких разбойников? Воины могли сговориться с погонщиками, бросить жребий и прислать одного якобы спасшегося к правителю, рассказывать сказки. А сами свернули с пути и где-то, в укромном месте, поделили добычу. «Никто не спасся, правитель, только мне удалось!» Никто из воинов, умелых в битвах, не смог спастись, а какой-то щенок смог! Эх, надо было не рубить ему сразу голову, а подвергнуть пыткам, чтобы сказал правду. Поспешил, не сдержался, сиди и гадай теперь.

Не успела еще вытечь вся кровь из отрубленной головы первого гонца, как явился второй и тоже с дурной вестью. В земле Амлат, богатой плодородными полями, произошло восстание. Какие-то проходимцы убили наместника, поставленного Явалом, и выбрали между собой правителя. Смешно сказать – земля Амлат невелика, на хорошем коне можно за день обскакать вокруг нее, и теперь в ней есть свой правитель! Ничего, у восточных ворот, где принято выставлять головы казненных, места много! А если и не хватит места, как иногда случается, то головы можно не нанизывать на шесты, а вязать на них гроздьями. От того места, откуда восходит солнце, и до места захода его есть только один правитель – Явал, потомок Каина, сына Адамова. Велика власть Явала, крепка его рука, держащая бразды правления. А уж как страшен гнев Явала, и напоминать не надо, все знают.

Третий вестник прибежал не издалека, а с дворцовой конюшни. Тоже с плохой вестью – любимый белый жеребец правителя ни с того ни с сего вырвался из стойла, снес ворота конюшни, перемахнул с разбегу через дворцовую ограду и ускакал прочь, поймать его не удалось. Жеребца жаль, второго такого не найти, не жеребец то был, а белое облако, стремительное в своем полете. И поневоле задумаешься – случайно ли сбесился жеребец незадолго до того, как он собрался выехать на нем к народу своему? Раз в седмицу народ должен видеть правителя, иначе поползут слухи о том, что правитель в немощи или того и хуже – умер. А от подобных слухов до волнений – рукой подать. Известно, что смутьяны всегда начинают со слухов о слабости правителя. Так легче подстрекать народ, подбивая на смуту. Поэтому Явал показывался народу регулярно – выезжал в сопровождении многолюдной свиты из восточных ворот, и под нескончаемые славословия подданных, стоявших по пути следования, ехал к Храмовой площади, а оттуда сворачивал налево и возвращался во дворец через северные ворота. В таком маршруте был скрыт великий смысл, ибо восточные ворота назывались Воротами Справедливости, недаром возле них выставляли головы казненных, а северные – Воротами Силы. Получалось, что правитель следует путем справедливости и силы, или, если проще, что великий правитель Явал справедлив и силен, сила дает ему справедливость, а справедливость – силу. Ворожея Агуна умела хорошо рассуждать об этом, так, что заслушаться можно, язык у нее подвешен как надо.

Но сегодня Явал поостерегся выезжать из дворца. Раз уж день начался с плохого, хорошим он не закончится, нечего искушать судьбу. Народу можно показаться и завтра, а для пущего величия можно выехать не на коне, а на слоне с устрашающе выкрашенными в красный цвет бивнями. Красный – цвет крови, и со стороны кажется, что слон только что задрал кого-то бивнями. Это внушает подданным страх, переходящий в трепет и почтение, переходящее в раболепие. Явал не любил ездить на слонах, слоны велики, но неповоротливы, они могут противостоять большому количеству нападающих, но от опасности на них не убежишь. К тому же бывалые воины имеют сноровку против слонов – нападая и отскакивая прочь, они подрезают им сухожилия на ногах, и слон падает огромной горой трепещущего мяса. Поди-ка, попробуй подрезать сухожилия горячему норовистому жеребцу. Ничего не получится. Но завтра можно явиться народу и на спине слона, а лучше, как не раз уже делалось, велеть обрядить в свои одежды евнуха Луда, да наклеить ему бороду, подобную своей и пусть он выедет к народу под видом правителя Я вала. Если с Лудом что и случится, то невелика потеря. Придворных много, евнухом можно сделать любого. Все достоинство Луда лишь в том, что он статью похож на правителя, издалека можно принять его за Явала. Решено – пусть завтра на слоне выезжает Луд!