Ильденфонсо Фальконес - Собор Святой Марии

— Мастер… — К ним подошел один из помощников, чтобы доложить о том, что веревки и столбы уже приведены в порядок.

— Теперь ты это понимаешь? — спросил Беренгер, обращаясь к Арнау. — Она будет для людей!

— Да, господин.

— Твои камни — это золото для церкви, помни это, — добавил де Монтагут, поднимаясь. — Тебе больно?

Арнау уже не обращал внимания на лодыжку и отрицательно покачал головой.

В то утро Арнау, отпущенный бастайшами с работы, вернулся домой пораньше. Он быстро убрал в часовне, снял нагар со свечей, заменил отгоревшие и после короткой молитвы попрощался со Святой Девой. Отец Альберт увидел, как он почти бегом выходил из церкви Святой Марии. Точно так же он торопливо входил в дом Пэрэ.

— Что случилось? — спросила его старушка. — Почему ты пришел так рано?

Арнау осмотрел комнату. Они были здесь, мать и дочери. Они сидели за столом и шили. Все трое посмотрели на него.

— Арнау, — повторила Мариона, — что случилось?

Парнишка почувствовал, что краснеет, и растерялся.

— Нет… — Господи! Он не придумал никакого оправдания! Как можно быть таким глупцом? Женщины смотрели на него, а он, запыхавшийся, стоял возле двери и не находил слов для объяснения. — Нет… — повторил Арнау, — просто сегодня я… я закончил раньше.

Мариона улыбнулась и перевела взгляд на девочек. Эулалия, их мать, тоже не смогла спрятать улыбку.

— Раз ты уже освободился, — сказала Мариона, — пойди принеси мне воды.

«Как они смотрели на меня!» — думал Арнау. Он шел к фонтану, весело размахивая ведром и размышляя о новых постояльцах. Может, ему хотели что-то сказать? Ну да, конечно.

Однако ему так и не представилась возможность убедиться в этом. Когда не было Эулалии, взгляд Арнау натыкался на потемневшие зубы Гасто, те немногие, что у него остались, а когда глава семейства отсутствовал дома, девочек охранял Симо. В течение нескольких дней Арнау приходилось довольствоваться редкими взглядами, которые украдкой бросали на него дочери дубильщика. Иногда ему удавалось рассмотреть сестер, их тонко очерченные лица с выступающими скулами, прямым классическим носом и белыми зубами, выстроенными в ряд, и, конечно, невероятно красивыми карими глазами. Иногда, когда солнце заглядывало в дом Пэрэ, Арнау почти мог дотронуться до голубоватого отражения их длинных шелковистых волос, черных, как агат. А еще реже, когда он чувствовал, что на него никто не смотрит, Арнау позволял своему взгляду опускаться ниже шеи старшей сестры, Аледис, — там, где сквозь рубашку, сшитую из грубого полотна, можно было различить груди. Чувствуя, как по телу начинают бегать мурашки, он — если никто не следил — продолжал скользить взглядом, наслаждаясь плавными линиями девичьей фигурки.

Гасто Сегура потерял во время голода все, что у него было, и его характер изменился не в лучшую сторону. Этот человек стал угрюмым и безмерно ожесточился. Его сын Симо работал с ним подмастерьем, а две дочери, которых он не мог обеспечить приданым и найти им достойных мужей, вызывали у него величайшую озабоченность.

Конечно, красота девочек была многообещающей, и Гасто верил, что они найдут себе хорошую пару, а значит, ему не придется больше кормить два лишних рта.

Больше всего этот человек беспокоился о том, чтобы дочери сохранили невинность. Ни у кого в Барселоне не должно зародиться ни малейшего сомнения насчет их невинности. Только таким образом, повторял он раз за разом жене и сыну, Алеста и Аледис смогут удачно выйти замуж. Все трое: отец, мать и старший брат — стремились к тому, чтобы добиться этой цели. Но если Гасто и Эулалия не сомневались, что им удастся достичь задуманного, то Симо думал иначе и подозрительно смотрел на Арнау и Жоана, которые, по его мнению, не должны были жить с ними в одном доме.

Жоан стал самым успевающим учеником в школе при соборе. Вскоре он освоил латынь, и преподаватели не могли нарадоваться на мальчика, спокойного, рассудительного, вдумчивого и, самое главное, верующего; благодаря этим достоинствам мало кто сомневался, что его ждет большое будущее в лоне Церкви. Жоан смог завоевать уважение Гасто и Эулалии, которые часто делились с Пэрэ и Марионой своими соображениями. Они всегда внимательно слушали Жоана и были зачарованы теми объяснениями, которые старательный ученик давал по поводу Святого Писания. Только священники могли читать книги, написанные на латыни, но теперь в скромном домике у моря все четверо, затаив дыхание, слушали святые слова из древних историй, посланий Господа, которые раньше они могли услышать только с церковной кафедры.