Михаил Ишков - Траян. Золотой рассвет

Главный вопрос, обращенный к каждому из живущих на земле, был прост, понятен — в чем ты властен, а в чем нет? Ясно, что никому не дано избежать несчастий, болезней, прочих ударов судьбы, и бунтовать против божественного промысла либо против подобного устроения мира — глупо и бесполезно. Но если мы не в состоянии избежать невзгод, то в своем отношении к подобным ударам мы вполне свободны. Каждый волен сетовать на судьбу, взывать к небесам, искать виноватых, удариться в мольбы и покаяние, в отместку терзать других. Но он также награжден правом стойко встретить опасность, проявить благоразумие, ни при каких обстоятельствах не расставаться со справедливостью. Вот еще вопрос — что есть смерть? Как к ней относиться? Как к неотвратимой мучительной неизбежности, как к незаслуженному наказанию или как к несчастному случаю, который может произойти с каждым из нас?

Разве в этом выборе нам отказано? Разве мы не в силах сохранить мужество и с достоинством перенести невзгоду? Просто надо знать, что есть добродетель, а что порок, и как приобщиться к первому и избегать второго.

Разве не так?

Теперь поговорим об окружающей нас вселенной. Взгляните вокруг непредвзято и ответственно. Разве все, что есть в этом мире, не устроено разумно? Разве все, что движется, не движется по самым совершенным траекториям? Разве законы, по которым устроена природа, не пригодны для счастья? Будь по — иному, мир давным — давно развалился, погряз бы в катастрофах. Но нет! Что мы видим ежедневно? Вечную, потрясающую своим постоянством смену дня и ночи. Без пропусков и прогулов, радуя нас, встает солнце. Идут дожди, то вызывая умиление в душе, то недоброе словцо в адрес небесной силы. Почва и женское лоно наполняются влагой и с радостью взращивают посеянное нами семя. Каждую ночь на небо выбегают звезды — предметы вполне полезные и удобные в обращении. Изучив ход светил, можно водить корабли, выносить суждение, что ждет человека. На звезды — будь то в полночный час, когда вы в обнимку с девушкой изучаете рисунок созвездий, или зимней морозной ночью на рынке — можно любоваться, загадывать желания, познавать мир и самого себя. А удовольствие поймать рыбку в реке, собирать грибы, искупаться в жаркий день, выпить пива, научиться владеть мечом или сарматским копьем — контосом, понять Пифагора, утверждавшего, что сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы, прочитать книгу, окунуться в море? А радость погладить кошку, погулять с собакой?

Давайте обратим взгляд на самих себя. Разве человек не совершенство? Разве его разум не часть мирового логоса? А как порой мы пользуемся божественным даром? Хлещем по щекам слабых и униженных, бьем ногами собак, спускаем шкуры с кошек, режем животных на аренах. Разве только животных! Убиваем без разбора людей, и кто больше убьет, тот требует и удостаивается лаврового венка и триумфа.

Это все от незнания. От заблуждений, к которым склонен безграмотный в вопросах жизни человек.

Как раз последнюю истину о бессмысленности человекоубийств Ларций отказывался принять. Мир устроен на крови. Эвтерм и соглашался, и не соглашался, однако спорить не отваживался.

Скоро интерес Ларция к подобным беседам угас. Его ждала армия. Куда охотнее он теперь занимался воинскими упражнениями, в которых домашним партнером в схватках нередко выступал Эвтерм. Вот тут хозяин вовсю отыгрывался на гречишке. Не щадил, старался уколоть побольнее, а то лупил наотмашь деревянным, напоминавшим дубину мечом. Правда, только до той поры, пока Эвтерм с помощью Ларция не освоил несколько приемов, позволявших мгновенно обездвиживать размахивающих мечами.

На этой отменной закваске — философии и умении наносить удары — взрастало в ту пору поколение римлян — покорителей мира.

Совершенствовать воинскую науку хозяину и рабу пришлось в военных лагерях. Так что когда Ларций вышел на улицу, он мог быть спокойным за свой тыл.

* * *

Так до конца не справившись с уже забытым энтузиазмом, взволновавшим Ларция после разговора с Плинием Младшим, отставной префект решительно свернул в сторону амфитеатра Флавиев (Колизея). Мальчишка — факелоносец, тут же смекнувший, что придется топать краем страшной Субуры — района города, где по ночам царствовали разбойники, — нерешительно остановился, испуганно глянул на гостя, попытался было приотстать. Забеспокоились и приставленные к гостю рабы, тогда Ларций взял факелоносца за ухо и вывел вперед. Далее пошли ровно, в ногу.