Михаил Ишков - Траян. Золотой рассвет

Римское общество времен Нерона, Веспасиана и Домициана очень интересовалось вопросом, как прожить счастливо, как научиться стойко переносить удары судьбы, которые в ту пору беспрестанно сыпались на головы людей. Хотелось узнать, ощупать, зримо прочувствовать такие невесомые материи, как истина, добродетель, порок, а этого можно добиться только обучаясь. Только читая, слушая, споря, соглашаясь и не соглашаясь, можно приоткрыть завесу тайны и потрогать истину, разглядеть сосуд, в котором хранится добродетель. Тираны зверствовали, подданные искали спасения. Если смерть неизбежна, если никто не может сказать, когда и по какой причине ее насылает деспот, значит, следует, по крайней мере, умереть достойно. То есть без страха. Наводнившие Рим философы заявляли — этому можно и нужно учиться. Учите — потребовали римляне и с той же последовательностью и неутомимостью, с какой они овладели миром, потомки Ромула стали приобщаться науки жизни. Во времена Нерона Рим потрясла судьба Луция Сенеки, Тразеи Пета, Пакония Агриппина и Гельвидия Приска и еще многих других, которые в угоду какой‑то чужедальней мудрости героически проявили себя в тот самый момент, когда Нерон потребовал от одних смерти, от других изгнания. Все они своими судьбами доказали, что умение жить — это не пустая наука.

Рассказывая о превратностях судьбы, философы часто ссылались на пример хозяина Эпиктета Эпафродита, вольноотпущенника и секретаря Нерона, одного из первых римских богачей. Могущественный в эпоху Нерона человек, он присутствовал при последних минутах господина, когда императора — актера или, может, актера — императора, должны были захватить посланные за ним вдогонку мятежники. Эпафродит помог Нерону вонзить меч в горло. Этот баловень судьбы в угоду моде, а может, ради забавы — хотелось похвастать перед дружками, каких чудаков он держит у себя в рабах, — разрешил Эпиктету посещать лекции известного римского философа Музония Руфа. Он вволю издевался над Эпиктетом и в назидание, чтобы набравшийся философской премудрости раб не очень зазнавался, однажды приказал скрутить ему ногу особым орудием. Эпиктет оставался спокойным и только предостерег хозяина: «Ты сломаешь ее». Когда же это действительно случилось, Эпиктет также спокойно добавил: «Ну вот, ты и сломал». Во времена Домициана был у Эпафродита сапожник, которого он продал за непригодностью. По воле случая, этот раб, купленный одним из приближенных цезаря, стал сапожником Домициана. Видели бы вы, как стал ценить его Эпафродит. «Как поживаете, милый Фелицион? Целую тебя!» Когда кто‑нибудь спрашивал Эпафродита: «Чем занимается сам?» — он благоговейно отвечал: «Советуется с Фелиционом!». Чем же кончил Эпафродит? Каков итог пресмыкательств? Домициан казнил его, объявив гражданам, что даже с добрыми намерениями преступно поднимать руку на господина.

Во времена правления Нерона и Домициана таких примеров было множество, так что в обществе очень скоро возобладало убеждение, что умение стойко переносить невзгоды — это самое необходимое знание, которому только и стоит учиться. Так философия вошла в моду. Всякий раз, после смерти очередного тирана, Рим оказывался наводнен всякого рода босоногими, бородатыми учителями. Они расхаживали в драных плащах, с посохами в руках называли себя кто киниками, последователями Диогена, разговаривавшего с Александром Македонским, не вылезая из бочки; кто сторонником Эпикура, нахвалившего наслаждение в качестве единственной и достижимой цели жизни. Другие — их было большинство — излагали учение, рожденное в Афинах, в расписной Стое, Зеноном, у которого была кривая шея. Его учение было подхвачено кулачным бойцом Клеанфом, явившимся в Афины с четырьмя драхмами в кармане и случайно на улице наткнувшегося на Зенона, и, конечно, обладавшим огромным самомнением и величайшими способностями Хрисиппом. Наука этих троих пришлась римлянам особенно по сердцу.

Ларций и Эвтерм по примеру многих часто рассуждали о том, что куда полезнее и приятнее совпадать в своих устремлениях с окружающей природой (а для этого, конечно, необходимо знать, что есть благо и что зло и что требует от тебя природа), чем жить по прихоти капризов, своих и божественных? Разобрав до тонкости предмет, оба единодушно согласились, что провозглашенное Зеноном стремление к самосохранению как изначально движущее поведением человека и при определенных условиях возвышающее его до заботы о благе государства, а то и до понимания обязанностей отдельного существа по отношению к миру в целом, — куда более действенная, воистину неодолимо влекущая сила, чем воспеваемое Эпикуром удовольствие. Разве жизнь состоит исключительно в поиске наслаждений, спрашивали они и согласно отвечали: нет, это пустое, это обман. Подобного мнения поддерживал и отец Ларция Тит. Скоро последователей Зенона развелось в столице видимо — невидимо, пока Домициан не изгнал это поганое племя из Италии.