Владимир Возовиков - Эхо Непрядвы

Не о ближней угрозе кричали нукеры своему наяну — стяги на далеком кургане сигналили тревогу. Эмир не желал ничего слышать, кроме голоса мечей, ничего видеть, кроме ненавистного красного полотнища, которое до сих пор не сорвано. Как тигр, вцепившийся в быка и опьяненный запахом крови, Кутлабуга оказался неспособным оторваться от своей жертвы. Какого шайтана лезут к нему с тревогами?! У него за курганом лучшая тысяча, туда же теперь должны подойти еще три, и находящийся там наместник, первый тысячник тумена, обязан решать и действовать за эмира. Разве уже не ясно, что надо скорее добить этот пеший русский полк, а конные отряды рассеются сами? Русский строй смят, зажат в тиски, до вражеского стяга можно добросить аркан, и Кутлабуга не уйдет, пока не втопчет его в грязь.

— Эмир обезумел! — кричал нукерам сотник за спиной темника. — Стреляйте в это проклятое знамя зажженными стрелами, испепелите его! Что-то случилось — надо выходить из боя.

От дубравы, где дрался отряд Боровского, развернувшийся под напором врага вдоль опушки, сквозь лязг оружия и свирепое хуканье торжествующих степняков донесся знакомый клич:

— Можа-ай!..

— Р-радонеж! — отозвались сотни под стягом.

— Нарр-ра! — ответили хриплые голоса из гущи врагов. Тысячи перекликались, значит, еще жили они и дрались. Молчала только «Лама», но конный бой до сих пор не затух посреди осеннего поля. И вдруг над гулом побоища далеким эхом откликнулось:

— …пря-а-два-а!..

Что-то изменилось в задних рядах степного войска, там прервался свирепый визг всадников, вполне осмелевших к концу сечи и пытающихся пробиться в первые ряды, хоть разок махнуть саблей над головой обреченных русов. И тогда в ветерке, пахнущем кровью, уже отчетливее, ближе повторилось:

— Не-пря-а-два-а!..

Окруженные, жестоко стиснутые врагами русские ратники у знамени полка еще не могли видеть, как от печальных осенних перелесков, сомкнувшихся у края полей, катилась, сверкая бронями и клинками, лавина конницы под стягами цвета запекшейся крови.

Тупик увидел конный дозор степняков, когда из-за дубрав уже доносился гул сечи. Кличи русских едва различались в угрожающем реве ордынских тысяч, и Тупик послал Николку навстречу полковому воеводе с одним словом: «Спеши!» Вражеских дозорных гнали в пяту в полной уверенности, что они приведут к ставке военачальника — полка-то эти соглядатаи не видели, а одна русская сотня окажется там в западне. На скаку обогнув рощу, скрывшую беглецов, сакмагоны вылетели на полевую дорогу менее чем в полуверсте от кургана, близ которого толклись скученные табуны ордынских лошадей. Над курганом пестрели большие стяги, под ними толпилось множество спешенных и верховых.

— С нами крестная сила! — крикнул Варяг, указывая на тысячу всадников в зеленых халатах. Это был ударный, личный отряд темника. Но взгляд Тупика приковали табуны.

— Микула! Додон! Со своими десятками пугните коней. Живо!

Двадцать разведчиков, взвыв по-волчьи, рассыпанным строем ринулись к табунам. Первым, припадая к гриве, скакал зверовидный Кряж. Когда этот «лесовик» рявкнет медведем, ордынские табуны придется собирать от Можайска до Москвы. На кургане началась суматоха, две ближние сотни ордынского чамбула стали поворачиваться к русским. Тупик выдернул меч.

Из-за рощи накатил топот — полк оказался ближе, чем думали разведчики. Тупик выхватил значок у сигнальщика, и передовые сотни, повинуясь его командам, сбавили бег, стали расходиться веером в широкую лаву. Вот и пришлось повоеводствовать — чему не научит война! Молодой боярин Григорий Михайлович во весь опор мчался к нему, видно, хотел что-то спросить. Тупик понял: надо командовать не теряя минуты — вражеский резерв смешался.

— Григорий! — закричал в лицо возбужденному воеводе. — Бери первую, обходи слева, отсекай от табунов и можайской дороги! Я со второй и третьей ударю на курган.

Тупик не дождался выхода всех отрядов — не было нужды: в глазах ошарашенных врагов русская конница теперь бессчетна. Орлик всхрапнул от сильного укола шпор, сорвался с места в карьер. Знакомо загудел ветер, врываясь под шлем, седая жнива понеслась под копыта, закрутилась, закачалась, разрастаясь, зелено-бурая тьма ордынского чамбула. Припадая к гривам, крутя над головой сверкающие мечи, скакали рядом Варяг и Дыбок. Позади катился чугунный топот увлеченных в атаку сотен. И вдруг конница врага распуганным стадом, в середину которого прыгнул барс, шарахнулась в стороны, редея, разорвалась на две части: меньшая кинулась назад, к долине Рузы, — под мечи обходящей тысячи, большая, обтекая курган, устремилась к знамени своего темника, добивающего пешую русскую рать. «Чудны дела твои, господи! — изумился Тупик. — Нукеры Великой Орды, не скрестив даже мечей с русской ополченческой конницей, бегут от нее, словно козы от волка. Вот она где заговорила, Непрядва!» Он-то боялся, что конные ополченцы не выдержат удара панцирной гвардии темника.