У Данте комок встал в горле. Он слыл решительным, неумолимым борцом — и так оно и было, когда он имел дело с мужчинами, которых все боялись, которые, чувствуя свою силу и безнаказанность, перешагивали через других, идя к своей цели. Но там, где люди — и прежде всего женщины — нуждались в защите, оказавшись не в состоянии справиться с тяжелым положением, в которое попали волею судеб, там душа Данте, в действительности нежная и легкоранимая, проникалась бесконечным состраданием, и в тех случаях, когда он имел возможность помочь, он всегда приходил на помощь. Но мог ли кто-нибудь вообще помочь в этом случае?
— Милое дитя… высокочтимая донна, я прекрасно понимаю ваше состояние. Вы невиновны в том, что сделал или, по крайней мере, собирался совершить ваш отец. Но вы не должны забывать, что этот приговор вынесен не нами…
— Я знаю это, мессер Данте. Уже десять недель прошло с тех пор, как он был вынесен, однако те, кто его вынес, не решились подписать и исполнить его. Это еще раз доказывает, что они не были уверены в своей правоте!
— О нет, донна Джудитта, — возразил Данте, и мягкость в его голосе уступила место твердости, — приговор не был приведен в исполнение вовсе не оттого, что относительно задуманного предательства существовали какие-либо сомнения, а потому, что руку правосудия остановили политические соображения. Если выражаться яснее, прежние приоры испугались Папы. Сегодня это уже позади… и приговор подписан!
Гордая женщина вздрогнула:
— Но в таком случае все это напрасно!
Лючия тихо заплакала.
— Мне очень жаль вас, — сказал Данте, и теперь в его речи снова слышались доброта и сострадание, — мне очень жаль, что я не могу дать вам утешительного ответа. Но одно я могу обещать твердо: я буду прилагать все усилия, чтобы изгнанникам как можно скорее разрешили вернуться домой. Государство обязано заботиться о том, чтобы попранное достоинство права опять было восстановлено в первоначальном виде и чтобы больше никому не повадно было повторять подобное преступление, ибо первое осталось безнаказанным.
— Все, что вы здесь сказали, выше моего понимания, — возразила посетительница, — ведь мой муж желал только добра. С помощью Папы он стремился восстановить мир в нашем городе. Но таких людей преследуют, в то время как убийцы могут безнаказанно разгуливать по Флоренции, особенно если они ходят в добрых друзьях у господ из правительства.
— Уж не станете ли вы утверждать, что подобный упрек касается и меня?
— Вот именно, мессер Данте!
Пожав плечами, приор ответил:
— В таком случае говорите яснее.
— Это я и собираюсь сделать. На пути сюда мы, моя дочь и я, были свидетелями, как некто среди бела дня прямо на улице метнул копье в Корсо Донати, намереваясь убить его.
— И кто же, по-вашему, это был?
— Не кто иной, как ваш друг… Гвидо Кавальканти.
Данте изумленно уставился на обвинительницу, глаза которой горели ненавистью и жаждой мести, потом не выдержал и насмешливо рассмеялся:
— Это кажется совершенно неправдоподобным. Прямо на улице никто не нападет на Корсо Донати с копьем в руках!
— Вы не верите, я так и знала. Но так же хорошо я знаю, что вашему другу, любимому другу, ничего за это не будет.
— Не говорите так, донна Джудитта! Как приор я не вправе вмешиваться в судопроизводство, если речь не идет о государственной измене!
— Еще бы! Все вы, большие господа, заодно! Но все еще будет иначе, дайте срок!
Не скрывая раздражения, женщина сорвалась со своего места и, резко оборвав дочь, которая собиралась попрощаться с приором, словно богиня мести выскочила из приемной.
Мучимый противоречивыми чувствами, Данте вернулся в свой кабинет.
Правильно ли он поступил?
Внутренним взором он все еще видел полные гнева глаза глубоко уязвленной женщины и страдающий взгляд молодой девушки.
А что означает этот странный рассказ о Гвидо Кавальканти? Конечно, он звучит неправдоподобно, но за ним, должно быть, что-то стоит!
На следующий день во Дворце приоров все уже было известно.
Гвидо Кавальканти не забыл, как Симоне Донати по наущению своего отца Корсо предпринял попытку покушения на жизнь возвращавшегося с богомолья паломника. Гордый, склонный к уединению философ и поэт поначалу отказался от мести. Но когда вчера он ехал верхом по улицам Флоренции в сопровождении нескольких молодых людей из дома Черки, то неожиданно наткнулся на своего заклятого врага Корсо Донати, который также ехал верхом в окружении сыновей и нескольких приятелей. При воспоминании о поступке Симоне Донати Кавальканти пришел в ярость. Он пришпорил коня и пустил его навстречу Корсо, собираясь пронзить того копьем. Друзья бросили Корсо, разбежались в разные стороны подобно курам, на которых напал ястреб, а град камней, посыпавшийся из всех окон, обратил в бегство и его самого. Правая рука Кавальканти серьезно пострадала от удара камнем.
Читать дальше