Леонид Юзефович - Самодержец пустыни

– Вчера я ударил своего адъютанта за то, что он, войдя без приглашения в юрту, прервал мой рассказ, – сказал он.

– Вы можете продолжить его сейчас, – предложил я.

– А вам не будет скучно? – Моя история подходит к концу становясь, впрочем, здесь интереснее всего. Я говорил уже, что собирался основать орден Военных буддистов в России. Зачем? Чтобы охранять процессы эволюции, борясь с революцией, ибо я убеждён: эволюция приведёт нас к Богу, а революция – к скотству. Но я забыл, что живу в России! В России, где крестьяне в массе своей грубы, невежественны, дики и озлоблены – ненавидят всех и вся, сами не понимая почему. Они подозрительны и материалистичны, у них нет святых идеалов. Российские интеллигенты живут в мире иллюзий, они оторваны от жизни. Их сильная сторона – критика, но они только на неё и годятся, в них отсутствует созидательное начало. Они безвольны и способны только на болтовню. Так же, как и крестьяне, они ничего и никого не любят. Все их чувства, в том числе и любовь, надуманны; мысли и переживания проносятся бесследно, как пустые слова. И мои соратники, соответственно, очень скоро начали нарушать правила Ордена. Тогда я предложил сохранить обет безбрачия o вообще никаких отношений с женщинами, – отказ от жизненных благ, роскоши, все в соответствии с учениями жёлтой веры , но, потакая широкой русской натуре, разрешить потребление алкоголя и опиума. Теперь за пьянство в моей армии вешают и солдат, и офицеров, тогда же мы напивались до белой горячки. Идея с Орденом провалилась, но вокруг меня сгруппировалось триста отчаянно храбрых и одновременно беспощадных человек. Позже они показали чудеса героизма в войне с Германией и в единоборстве с большевиками, ныне уже почти никого не осталось в живых.

– Радиостанция, Ваше превосходительство, – доложил шофёр.

– Заедем, – приказал генерал.

На вершине плоского холма стояла весьма мощная радиостанция; китайцы, отступая, частично разрушили её, но инженеры барона Унгерна быстро восстановили. Генерал внимательно прочитал телеграммы и передал их мне. Депеши из Москвы, Читы, Владивостока и Пекина. На отдельном жёлтом листке располагались закодированные послания. Барон сунул их в карман со словами:

– Это от моих агентов – из Читы, Иркутска, Харбина и Владивостока. Все они евреи, мои друзья, умелые и отважные люди. Здесь у меня тоже служит один еврей Вулфович, он офицер – командует правым флангом. Свиреп, как сам сатана, но умен и храбр… Ну а теперь продолжим наш стремительный бег…

И мы вновь нырнули во мрак. Какая бешеная езда! Автомобиль то и дело подпрыгивал, минуя канавки и небольшие камни, а крупные валуны первоклассный шофёр объезжал, искусно лавируя между ними. Когда мы вырвались в степь, я заметил в отдалении яркие вспышки огоньков; продержавшись секунду-другую, они гасли, чтобы через мгновение загореться вновь.

– Волчьи глаза, – улыбнувшись, объяснил мне мой спутник. – Досыта накормили их своими мертвецами и трупами врагов, – спокойно откомментировал он и продолжил исповедь. Во время войны русская армия постепенно разлагалась. Мы предвидели предательство Россией союзников и нарастающую угрозу революции. В целях противодействия было решено объединить все монгольские народы, не забывшие ещё древние верования и обычаи, в одно Азиатское государство, состоящее из племенных автономий, под эгидой Китая – страны высокой и древней культуры. В этом государстве жили бы китайцы, монголы, тибетцы, афганцы, монгольские племена Туркестана, татары, буряты, киргизы и калмыки. Предполагалось, что это могучее – физически и духовно – государство должно преградить дорогу революции, ограждать от чужеродных посягательств своё духовное бытие, философию и политику. И если обезумевший, развращённый мир вновь посягнёт на Божественное начало в человеке, захочет в очередной раз пролить кровь и затормозить нравственное развитие. Азиатское государство решительно воспрепятствует этому и установит прочный, постоянный мир. Пропаганда этих идей даже во время войны пользовалась большой популярностью у туркменов, киргизов, бурят и монголов… Стоп! вдруг вскричал барон.

Автомобиль резко затормозил. Генерал вышел из машины, пригласив меня последовать его примеру. Мы шагали по степи, барон всё время нагибался, что-то высматривая на земле.

– Ага, – пробормотал он наконец. – Уехал!… Я удивлённо смотрел на него.

– Здесь стояла юрта богатого монгола, поставщика русского купца Носкова. Носков был прежестокая бестия, об этом можно судить и по данному ему монголами прозвищу – сатана. Своих должников он избивал или при пособничестве китайских властей заключал в тюрьму. Он безжалостно ограбил этого монгола, и тот, потеряв своё богатство переехал на другое место, в тридцати милях от старого. Но Носков и там нашёл его и, отобрав последний скот и немногих лошадей, оставил его с семьёй умирать с голоду. Когда я занял Ургу, этот монгол пришёл ко мне, а с ним главы ещё тридцати семейств, разорённых Носковым. Они требовали его смерти… Я повесил «сатану»…