Станислав Калиничев - Невенчанная губерния

В нём сообщалось, что дочку свою Душаня попросила окрестить Надеждой и что сама до гроба останется солдаткой. А в конце имелась приписка: «Писал Фаддей по прозвищу Шестипалый».

За первые десять лет службы Иван отправил ей десятка полтора писем и ещё меньше получил ответов…

С началом Крымской войны их полк перебросили под Севастополь. Иван в составе полковой батареи принимал участие в сражении при Альме. В этом бою погибло много пушкарей, на подмогу им были брошены и ездовые, и офицерские денщики, и все, кто имелся под рукой. Вражеские снаряды разбили и несколько пушек. Иван получил ранение в голову. Когда армия адмирала Меншикова отступила к Бахчисараю, часть раненых, в том числе и Иван Чапрак, остались в осаждённом Севастополе.

Рана была не опасная для жизни — осколком оторвало часть уха и выдрало клок кожи над ним. Врачи определили лёгкую контузию. Через несколько дней Иван уже помогал таскать раненых, потом его включили в похоронную команду, где тоже пробыл недолго — откомандировали на артиллерийскую батарею, что обороняла Корабельную сторону. Потери в войсках были огромные, но его Бог миловал.

Только здесь он впервые за долгие годы службы ощутил великое чувство солдатского братства, взаимовыручки. Даже офицеры стали как бы вровень с ними, потому что вражеские бомбы и штуцерные пули не делали различия в чинах… А осенью на бастионах Корабельной стороны стали набирать охотников для ночных вылазок по вражеским тылам. Иван вызвался тоже.

Их группу, которая состояла в основном из матросов, возглавлял тщедушный мичманок, почти мальчишка, но фактически командовал ею, особенно когда покидали свои позиции, канонир Глухов — разбитной матрос, знавший наизусть все окрестные балки, ручьи и овраги. С этой группой Иван несколько раз ходил в расположение вражеских войск. Вели разведку, дважды захватывали пленных, жестоко расправлялись с небольшими группами противника. Но однажды и сами попались, да так, что из восьми человек вырвались только трое. Погиб и Глухов. Раненого мичмана Иван вынес на себе — тащил кружным путём несколько вёрст.

Его наградили медалью «За храбрость», но получил её уже в госпитале, после второго ранения. В реляции о представлении к награде, кроме описания его подвига, указывалось, что рядовой Иван Власов Чапрак за семь месяцев участия в боях совершил то-то и то-то… Впоследствии оказалось, что самые важные слова, вписанные в реляцию, были не те, которые говорили о подвигах, а эти самые семь месяцев. Потому что после оставления Севастополя, когда его защитники по наплавному мосту перешли Северную бухту и соединились с полевой армией, вышел Высочайший манифест государя-императора. Среди прочего в нём говорилось, что всем защитникам Севастополя, которые остались в живых, каждый месяц участия в его обороне засчитывать за год службы.

И тут у Ивана появилась надежда. Выходило, что если к двенадцати годам, которые он уже отслужил, да прибавить ещё семь… Но лучше бы эта надежда не приходила, потому что с её появлением служба стала невыносимой. К этому времени он снова был в своём полку, заново восстанавливал растерянный реманент. А в войсках шла большая чистка. Калек и стариков списывали, многие части расформировывали, создавали полки на новый лад. Громоздкая и плохо вооружённая Российская армия со скрипом перестраивалась, учитывая тяжёлые уроки войны.

В этот первый послевоенный год от тоски Ивана спасала работа. В кузне приходилось делать всё: от простого гвоздя и уздечки до тележных осей, шин и деталей пушечных лафетов. Младшие командиры называли его Иваном Власычем, а один суровый взгляд воспринимался подмастерьями как боевая команда.

В феврале 1858 года вышел ещё один (и тоже Высочайший) манифест государя-императора, которым 25-летний срок службы для нижних чинов (бессмысленный, в общем-то срок, потому что редко кому удавалось отслужить его, а если и удавалось, то это были уже не солдаты, а обуза для армии) — сокращался до двадцати, после чего нижние чины увольнялись на пять лет в отпуск. Предполагалось, что в случае надобности их можно будет ещё взять под ружьё. Но только предполагалось…

Ивана эта весть о Манифесте ошарашила. Получалось, что он отслужил даже лишние, против 20-летнего срока, четыре месяца! Забегал он сначала к полковому артиллерийскому каптенармусу, а потом к писарю. Но его охладили быстро. Манифест, мол, документ «вообще», а в полк ещё должны прислать приказ да разъяснения к нему. Но и потом, мол, делов будет много, всем сразу бумаги не выправишь, а таких, как он, не один десяток наберётся.