Эдуард Зорин - Богатырское поле

— Не то что жену — этак-то и Заборье проспишь, староста, — сказал все тот же вой, который только что распоряжался со светом.

Аверкий насупился: в вое он признал меченошу Склира. Но недовольство свое не выказал, засуетился по избе.

— Милости просим, дорогие гости, — поклонился он Склиру. — Милости просим, — поклонился вошедшим.

Стоя возле лавки, обалдевший со сна отец униженно кланялся и тоже повторял:

— Милости просим…

Склир бесцеремонно, словно был здесь хозяином, сел к столу, поставил между ног меч и, опершись о рукоять подбородком, с усмешкой уставился на старосту. Покорно стоя перед ним, Аверкий все еще придерживал за веревочку сползающие штаны и смущенно переступал ногами; рот его кривился в вымученной улыбке.

Насладившись вдоволь видом униженного старосты, Склир сказал:

— Ну, будя. А теперь сказывай-ка, где прячешь бабу?

Аверкий не понял его. Невинно моргая глазами, он еще некоторое время продолжал улыбаться. Но вот улыбка растаяла, и вместо нее на лице старосты изобразилось сперва удивление, а потом страх. Аверкий икнул и опустился на лавку.

Не став ждать ответа, Склир подал воям знак, по которому они принялись потрошить и переворачивать избу. В избе ничего не нашли. Ничего не нашли ни на задах, ни на огородах. Смущенные и злые вернулись в горницу.

Аверкий тем временем оправился от страха и теперь пытался изобразить из себя гостеприимного хозяина.

— Да что же это я! — размахивая руками, как крыльями, бегал он по комнате. — В доме гости, а угостить гостей нечем.

— Не меды распивать приехали, — раздосадованный неудачей, оборвал его Склир. — Послала нас боярыня разыскать и вернуть во Владимир Любашу. Зело провинилась твоя баба перед боярином…

— Ай-яй! — заморгал белесыми глазами Аверкий. — Шибко накажут?

— Может, шибко, — сказал Склир, — а может, и помилуют. Ты, Аверкий, не таись. Говори всю правду, как есть.

— Правду и говорю, — побожился Аверкий. — Не видал я Любашку, не заявлялась…

— Может, и не заявлялась, — поверил ему Склир. — А и то верно, — добавил он после раздумья, — куда птичке деться, окромя родного гнезда?..

— И верно, деться некуда, — лебезя перед Склиром, пролепетал Аверкий. — Как прилетит, вы ее и в силки — хлоп!

Он захихикал, заходил, приседая, вокруг меченоши. Склир брезгливо отстранился от него. По совести сказать, поручение боярыни было ему не по душе. Вернуться бы сейчас в город: Заборье, мол, обшарили, нет Любаши — и только. Но Аверкию не терпелось выслужиться — случай-то какой выпал! То, о чем Склир только строил догадки, староста высказал вслух:

— А что, как заглянуть к Мокею? Темный человек. Ежели где Любашка и прячется, то, знаю, у него.

Сказав так, обрадовался: ловко получилось! Убью-ка сразу трех зайцев: Любашу поймаю — выслужусь перед боярыней, насолю Мокею — нос-то неча задирать, и со Склиром за старое рассчитаюсь (милашку-то свою в оковах везти каково?!) — знай наших.

Меченоша с досадой покосился на воев. Один из них, золотушный парень с тонкой шеей и ломающимся детским голосом, сказал:

— Дело советует староста. Не то поглядеть?

Пошли вчетвером. Впереди семенил Аверкий, за ним, досадуя на свою нерешительность, шел Склир, за Склиром — вои.

У Мокеевой избы староста остановился, выдыхая запах лука, шепнул Склиру на ухо:

— Ты с воями-то постой, а я погляжу.

И тут же исчез в темноте. Однако долго ждать не пришлось. Скоро он снова вынырнул возле Склира и обрадованно проговорил:

— Здесь она — вот те крест. Ты ступай-ко вперед за старшого, а я погожу.

— Ты ступай, — раздраженно оборвал Аверкия меченоша и подтолкнул его перед собой в плечо.

У кузни заговорил громко, чтобы внутри было слышно:

— Погреми, староста. Вели выходить.

Аверкий забренчал медным кольцом.

Неожиданно дверь отворилась — человек ждал по ту сторону — и из ее черного зева послышался раздраженный голос Мокея:

— Неча бренчать. Пошто будите середь ночи?

Аверкий пританцовывал, будто на копытцах, заблеял тоненьким голоском:

— Здесь она, здесь хозяюшка.

— У, мразь, — выругался Мокей и плечом придавил дверь. — Добром не пущу. Слышь, Склир, — обратился он к меченоше, — ступай отсюда поздорову.

Он нагнулся — в руке его блеснула железка. Аверкий, как кузнечик, отскочил Склиру за спину, подталкивая его сзади, закричал:

— Ты меня не тронь: я — староста.

— А по мне что староста, что собака, — сдавленным голосом отозвался Мокей и взмахнул железкой.