Виталий Полупуднев - Восстание на Боспоре

Воспитанный на уважении к старости и горячо любивший своего дедушку, Савмак вздрогнул от неожиданности, услышав обидные слова, обращенные к Баксагу человеком более молодым. Тот обозвал деда старой собакой и грозил сжечь пасеку! За что?

Восхищение, испытанное им при виде всадника, сразу исчезло, уступив место другому чувству, еще не пережитому ранее. Ему показалось, что сердце его остановилось, к лицу прихлынула горячая кровь и застлала на миг все перед глазами красной пеленой.

Он быстро вскочил на ноги, исполненный неудержимым желанием что-то делать, говорить. Но Баксаг схватил его за руку и сказал вполголоса:

– Молчи! Уходи в кусты. Это царские люди – фракийцы!..

– Чего шепчешься, как вор! Отвечай на вопрос! – торопил чернявый, готовясь спрыгнуть с коня.

– Готов ответить, – громко и с достоинством, но также не спеша молвил Баксаг, выступая вперед и загораживая собою внука. – Пасечник я, старик, как видишь, и не могу ходить быстро. А пасека – царская!.. Сожжешь ее – не мне, а царю сделаешь убыток!

– Мед есть?

– Есть мед… царский.

– Я – тоже царский! Сотник царского войска! Ем и пью царское!.. Давай мед, неси хлеб!

Всадники соскочили с седел и стали привязывать лошадей к тополям.

Было заметно, что фракийцы чем-то раздражены и пожаловали на пасеку не для того, чтобы полакомиться медом. Они присматривались ко всему. Но в те времена не было иных сладостей, кроме меда, ценимою высоко. Даже среди товаров, вывозимых из Северного Причерноморья, после хлеба и рыбы самым ценным был замечательный скифский мед. Попав на пасеку, фракийцы не могли удержаться от соблазна отведать свежего, душистого меда с хлебом и сейчас предвкушали это удовольствие. Баксаг повернулся к Савмаку, но тот и не думай уводить. Он с мальчишеской запальчивостью наблюдал за незваными гостями, готовый вступить с ними в неравный спор.

– Сказал тебе – уходи, – с сердцем промолвил дед.

Черномазый сотник, передав коня одному из воинов, спросил:

– А это кто такой? Что он делает на царский пасека? Пришел мед есть? А работать на поле кто будет?

– Это – внук мой. Принес мне на пасеку крупу и помог переставить ульи, ибо я же увечен, как и сам ты видишь, о прославленный витязь. Внук мой хороший работник, и старшина хвалит его. Даже обещал взять его на Праздник Сбора плодов к Великому дубу.

– Гм… А других людей не бывало у тебя здесь? – как бы смягчившись, прищурился сотник.

Баксаг покачал головой.

– Если о сельчанах спрашиваешь, то бывают, но редко, все заняты работой, а чужих людей у нас годами не увидишь.

Савмак внимательно разглядывал подвижное лицо фракийца, потом перевел глаза на его одежду и оружие. Поразился величине сарматского меча, привешенного к левому бедру витязя, и опять загляделся на изумительный кривой кинжал в золотых ножнах, покрытых узорами и зелеными камешками. Рукоятка его имела форму головы кобчика с хищно изогнутым клювом и рубиновым, совсем живым мерцающим глазом, который, казалось, с каким-то лукавым ехидством подмигнул подростку. Тот даже вздрогнул от неожиданности. Живой нож!.. Это диво!..

Старик поклонился воину. Сотник долгим, подозрительным взглядом оглядел обоих и, успокоившись, опустился на обрубок бревна:

– Давай твой мед.

Остальные воины, здоровенные чубатые мужи, увешанные оружием, толпились тут же, разговаривали на незнакомом языке и смеялись, показывая пальцами на ульи и бедную хижину пасечника.

Баксаг опять поклонился и вошел в хижину, чтобы принести требуемое. Сердце его колотилось от волнения, хотя он был уверен, что ночной гость давно ушел и сейчас пробирается где-то среди степных трав, спеша на запад. Однако помедлил, осторожно оглянулся, прислушался к голосам царских людей, заглянул за бочки-дуплянки, желая убедиться, что его нет. И отпрянул в испуге.

Скиф продолжал спать, раскинув руки на подстилке. Утомленный, измученный, он проспал рассвет и сейчас сладко посапывал носом.

Старый пасечник растерялся, не зная, что предпринять. Мысли спутались. Потом выпрямился и решил действовать. Торопливо налил в долбленые липовые чашки жидкого меда, накрошил в него сухих лепешек и вышел к гостям.

– Ешьте, – предложил он, – а кто напиться захочет – вода в жбанке. А я займусь своим делом.

Он взял лопаты и внес в хижину. Вышел оттуда и опять вошел. Погремел досками, прислушался. Фракийцы мирно беседовали, чавкали. «Пора», – подумал он. Стал будить спящего. Тот через мгновение был на ногах. Перед ним стоял Баксаг и делал руками предупреждающие знаки.