Виталий Полупуднев - Восстание на Боспоре

– Завтра пойдешь в деревню, отнесешь старшине вот этот жбанок меду и скажешь, чтобы приехал забрал весь мед, что я снял… Да не груби старшине! Если что заставит делать – не огрызайся, а выполни, как надо!

– Все равно не возьмет на праздник-то.

– До праздника далеко. И нечего думать о нем. Охо-хо! Совсем стар стал я. Так вот лег бы и уже не вставал. Тянет меня земля к себе.

Дед вздохнул и оглянулся вокруг. Солнце уже закатилось, кусты почернели, только самые верхушки тополей чуть золотились.

– Устал я жить. Лишь вода течет не уставая. Пора мне к предкам!

– Ну зачем, дедушка, говоришь такое! – досадливо возражает внук.

– Ну, ну… не буду. Жаль, что умру женской смертью, у очага. А не так, как умирали отцы наши, на поле битвы, борясь за свободу… Да и не один я… Гибнет народ сатавков. Кто посмелее – в степи бежит, а кто на корню засыхает, а то еще хуже – в полные рабы к эллинам попал!.. О богах забывают, на могилы отцов не ходят. Зато и семьи стали малолюдны. Ты вот у отца твоего покойного – один…

– А отец тоже умел драться на мечах?

– Умел, – усмехнулся дед своей древней, еле заметной улыбкой. Потом стал серьезен, меж бровей легла жесткая складка: – Убили его вороги.

– Убили? – словно очнулся Савмак, хотя давно знал о судьбе отца. – Убили!.. А отомстили за него?.. Ведь ты сам всегда говоришь, что неотомщенная душа мучается, по свету бродит.

– Душа твоего отца спит крепко… Ей легко… Твой отец – отомщен!..

В глазах старика вспыхнул огонек былой удали. Он в раздумье взглянул на свою левую руку, сухую и бесчувственную, как ветвь мертвого дерева.

– Ух! – вскинулся мальчишка. – Я тоже отомщу всякому, кто обидит тебя, дед!

– Спи ты, мститель, – опять усмехнулся Баксаг, однако не удержался и с нежностью погладил внука по голове. – Другие времена наступили, иные и обычаи. Теперь вы растете – оружия не видите. Все отняли эллинские наемники. Сейчас если и найдут у кого оружие, так шкуру спустят, в колодки закуют… Спи, Савмак…

Савмак упал головой на пыльную, истертую кошму и мгновенно заснул. В эту ночь он видел во сне страшные битвы. И сам храбро сражался, хотя не мог определить, с кем.

Дед еще раз обратился к богам с молитвой и тоже стал укладываться. Он уже чутко, по-стариковски, задремал, когда уловил ухом сердитое рычание Аримаспа. Старый пес так рычал лишь тогда, когда чуял постороннего. Баксаг легко вскочил на ноги и схватился единственной рукой за топорище.

– Эй, кто там, говори? – громко окликнул он, стараясь рассмотреть в темноте сгорбленную фигуру, что еле маячила среди кустарников в слабых отблесках гаснущего костра.

– Не кричи, добрый человек, – послышался глухой, сдавленный голос, – заклинаю тебя Папаем, а если ты сатавк, то и свободой отцов и дедов наших!..

Услышав имя самого большого скифского бога, Баксаг опустил топор и отозвал собаку, однако продолжал быть начеку. Человек выбрался из кустарников и приблизился к костру. При свете рдеющих углей стало возможным разглядеть его бороду, две блестящие точки в настороженных глазах и остроконечный войлочный колпак, треугольником врезанный в небо, чуть белесое на западе.

– Не произноси зря имя Папая и не поминай свободы нашей, что давно нами утрачена, – сурово ответил Баксаг, продолжая всматриваться в крепкую фигуру ночного гостя. – Подходи с добрым сердцем. Да не наступи ногой на внука моего, вот он спит.

– Слышу слова твои и радуюсь им. Чую в них душу сколотскую!.. Истинно сказано – утрачена сатавками свобода. Но утраченное можно вернуть!..

– Можно, да не все!.. Вот молодость моя и сила остались в прошлом, и никто не вернет их мне.

– Твоя молодость и сила вернутся в делах сынов твоих и внуков! Так установлено богами.

– Дай-то бог, – Баксаг, вздохнув, посмотрел на спящего внука. – Хотелось бы мне увидеть из страны теней внука моего в лучшей жизни, чем моя. Слышу твой говор и догадываюсь – не сатавк ты, а оттуда, с Дикого поля.

– Истинно так, оттуда. Я из племени свободных скифов, из рода Ястреба… Приюти меня, брат мой, и, если есть, дай что-нибудь перехватить на зубы. Брюхо к спине втянуло, так голоден. И устал, как вьючная лошадь… Именем Папая!

Гостеприимство и забота о случайном путнике – один из старинных законов сколотской жизни. Если же приют дается именем Папая, бога великого, то и забота должна быть оказана вдвойне.

Баксаг начал раздувать угли в костре. Но гость предупредил его:

– Не надо, не надо, брат мой. Не разводи огня, ибо не по доброй воле оказался я в степи. Лютые враги идут по моим пятам. А враги эти – царские люди. Они преследуют меня за ту правду, что я несу всем сатавкам от самого царя справедливого, Скилура!