Виталий Полупуднев - Восстание на Боспоре

– Здесь места не найдешь, где не проливалась бы кровь человеческая!

Дед Баксаг много знает. Он прожил более девяноста лет, был когда-то воином, потерял в бою руку, и с тех пор его называют в деревне Пахоруким. Древний старец уже много лет живет на пасеке, водит пчел, собирает мед для боспорских царей. Говорят, дед – колдун!.. При этой мысли отрок усмехнулся. Может быть. Только он не заметил его колдовства. Всех пасечников и мельников издревле принято считать колдунами.

Правда, дед собирает целебные травы и лечит ими. Он умеет находить траву акор с корнем в виде человеческой фигуры. Она помогает от змеиного укуса и от потемнения в глазах. Собирает корень шандра, ирный, заячий. У него сушатся пучки рекомы, что вяжет во рту, безыменки, гиппаки, употребляемой в пищу.

Разговоры же о том, что дед собирает акониты для отравления стрел, травы, с помощью которых можно превращаться в духа ночи или переводить посевы пшеницы с одного места на другое, – выдумка деревенских баб. В это и старшина деревни не верит. А помогать людям от хвори – разве это колдовство?

Паренек мысленно представляет себе, как старик сидит около балаганчика на чурбане и намазывает на лепешку желтый, маслянистый мед… Пора вернуться на пасеку, может, дед уже сварил кашу пшенную, испек в золе брюкву… Солнце быстро склоняется к закату.

Он вскакивает на ноги и опять мчится, как кулан, выбирая места пониже, где трава мягче, перепрыгивая через ямы и колючие заросли чертополоха.

Возле холодного ключа в низинке стоят выдолбленные колоды, наполненные водой. Хрустальная струя беззвучно падает в прозрачную влагу, увлекая до самого дна колоды серебряные пузырьки воздуха, выскакивающие обратно вместе с брызгами. Кажется, что вода в этом месте кипит.

Из первой колоды вода переливается во вторую, а потом стекает по ее позеленевшему боку на землю. Яркая зелень и мелкие мошки, что вьются в лучах солнца, указывают, где почва насквозь пропиталась живительной сыростью. Здесь видны многочисленные следы лошадиных и воловьих копыт.

Немного поодаль за кустами ивняка стоят островерхие тополя. Между кустами гудят сердитые пчелы, они деловито перелетают с цветка на цветок, разбирая мохнатыми лапками синие и розовые лепестки.

Едва заметная дорожка уходит от ключа, ныряет в зеленые заросли и снова появляется уже за тополями, на пасеке, что подобно лагерю раскинулась среди некошеного луга. Долбленые ульи, как шатры многочисленного войска, полукругом расположились невдалеке от хижины – землянки с крышей, поросшей лебедой.

Баксаг Пахорукий, высокий сухой старец, невесомо легкий в движениях, кажется и в самом деле колдуном. Его костлявое лицо-череп обтянуто коричневой кожей, цвет которой выглядит еще темнее по сравнению с белой длинной бородой, пожелтевшей около рта. Из-под войлочного колпака ясно и внимательно смотрят бесцветные глаза.

Он возится с долбленым жбанком-дуплянкой, наполняет его медом, прикрывает деревянным кружком и обматывает лыком.

Услышав треск кустов и торопливые шаги внука, усмехается и бросает косой взгляд.

– Опять бегал по степи, как жеребенок? – добродушно замечает старик.

Но внук не слышит его. Он уже напился из колоды холодной воды, сутулясь присел у костра и подкладывает в огонь сухие палки. При этом дергает худыми плечами и выставляет лопатки.

– Чудной растешь ты, Савмак, – замечает, не повышая голоса, старик, – по росту – вроде пора уже парнем быть, а весь вид твой и нутро совсем как у дитяти малого.

– А в степи я видел ослов. Ух, гоняют, как ветер!

– Ты что, ослам под пару быть хочешь?.. Тоже гоняешь! С ребятами не водишься, работать не любишь!.. А старшина ворчит, ругается!

– Как не люблю работать? – вскидывает внук кудлатую голову. – Я работаю!.. Вот побуду у тебя, помогу тебе и опять пойду в поле, куда старшина пошлет. Хочется мне побыть в степи, посидеть на кургане, посмотреть всё… Разве это плохо?

– Что это всё?.. В степи многого не увидишь!

– А если ехать далеко-далеко! Верхом на коне. Тогда можно увидеть много!..

Савмак устремляет взор мимо деда и пчельника, в те самые голубые просторы, в которых ничего особенного будто и нет, а что-то зовет, манит, заставляет сладко сжиматься сердце и отстукивать неслышным голосом: «Вперед! Вперед!» Там, далеко, есть что-то особенное. Но что?.. Вот поглядеть бы!..

Старик внимательно, с любовью и внутренней печалью смотрит на внука и опускает сморщенную ладонь на его взлохмаченную голову.