Вадим Долгов - Мечник. Око Перуна

Третья фигура была едва видна в неверном свете пламени. Доброшка до последнего оттягивал момент, но все-таки решился посмотреть… Да, это была Белка. Исхудавшая, как-то странно повзрослевшая, но – Белка. Его Белка. Колохолмская княжна, охотница, защитница родовых бортей. На руках у нее лежал сверток. В свертке кто-то посапывал.

– Белка, я пришел за тобой! – Это все, что смог произнести Доброшка растрескавшимися на морозе губами.

Белка подняла глаза. Изумление, страх и, наконец, печаль сменились на ее лице, как тени от летних облаков.

Вслед за Белкой голову поднял и Ворон. Он почти не изменился. Лишь похудел. Щеки впали. Зрачки черными углями светились в провалах темных глазниц. Не говоря ни слова, он встал и направился к Доброшке. Тот схватился за меч. Но Ворон, не обращая внимания на это движение, взял полушубок и вышел из дома, слегка толкнув растерянного Доброшку плечом. За ним следом ушла и Ега.

Они остались с Белкой наедине. Или почти наедине. Младенец в меховых одеялах запищал, Белка дала ему грудь и решительно посмотрела на Доброшку:

– Садись.

– Я пришел за тобой.

– Я вижу.

– Собирайся, пойдем.

Белка рассмеялась каким-то незнакомым хриплым грудным смехом.

– Разве ты не видишь, здесь присутствует юный княжич. Вряд ли он захочет покидать прекрасные княжеские палаты своего отца ради какого-то юного мечника.

– Он взял тебя силой? Я убью его!

Белка пристально взглянула в глаза Доброшке:

– Он хороший.

Доброшка оторопело молчал. Белка продолжала:

– Он сильный.

Доброшка стиснул рукоять меча. Белка мечтательно обернулась в сторону двери, туда, куда ушел Ворон. Глубоко вздохнула.

– Он добрый.

Повисло молчание. Потрескивал огонь и посапывал сосущий мамину титьку малыш. И тут Белка стряхнула тягостное оцепенение и сказала почти весело:

– Уходи. Переночуй и уходи.

Спустя годы Доброшка вспоминал и никак не мог вспомнить, как он проделал обратный пусть до чудского поселка. Все слилось в одну черную полосу непрекращающейся душевной боли. Несколько раз он порывался вернуться. Выхватывал меч и мчался сквозь снежную мглу, поминутно падая в снег.

В конце концов упал в снег. Метель заметала его. Доброшка лежал и не шевелился. Жгучий холод сменился странным теплом. Сильно хотелось уснуть. Доброшка знал, что сон теперь означает смерть. Он с наслаждением погружался в истому, призывая спасительное забытье.

Очнулся оттого, что ему в лицо дышала собачка, хвост колечком. Откопал его старый проводник. В поселке чуди белоглазой он провалялся в жару до весны. Старик поил его какими-то настоями. К тому времени, когда земля стала оттаивать и по лесам потекли хрустальные родники, Доброшка вполне окреп и, отблагодарив хозяев всем бывшим у него серебром, взнуздав коня, пустился в обратный путь. В Колохолм, где каждый угол напоминал о Белке, он решил не возвращаться. За Илью он был спокоен. Воевода наконец смог расстаться со своей холостой жизнью. Красавица Предслава оправилась, и Илья взял ее к себе в жены. Когда Доброшка уезжал в свой дальний путь, она была уже на сносях. Будущим летом должен был родиться малыш, которому Илья уже и имя придумал – Подсокольничек. Думали, будут на блины друг другу с женами ходить, – не вышло.

В Киеве, разбирая короб с вещами, Доброшка наткнулся на кусок тонкой кожи. Развернул. Это оказалась та самая карта, с которой он когда-то пустился в путь из родного Летославля. Подарок старца Максима. Рядом лежали рыболовные крючки, и даже кусок вяленой дочерна конины был еще цел. Царь индийский! Доброшка улыбнулся. Далеко увела его судьба от изначально намеченного пути.

С причала был слышен шум. Это Харальд-конунг, отвергнутый, как все в Киеве знали, гордой Елисавой, собирался в поход в дальние страны.

Доброшка быстро покидал свой нехитрый скарб в мешок и бегом припустил на пристань. На величественном драккаре, возвышавшемся хищной головой над рыбацкими лодками и купеческими насадами, он увидел старого Эйнара, отдающего последние приказы по погрузке. Рядом суетился Архимед, пытавшийся приспособить длинный шест для того, чтобы легче было поднять на борт тяжелый бочонок греческого вина.

– Архимед!

Греческий мудрец обернулся и, подслеповато прищурившись, посмотрел на кричавшего юношу.

– О! Мечник колохолмского воеводы! Доброшка!

– Да, это я! И я уже не мечник. Возьми меня в дружину!

– Говорили, ты должен был жениться. Эта милая девочка, Белка, по-моему… Не будет ли против молодая жена?