Игорь Зотиков - Зимние солдаты

После этого началась странная жизнь неопределенности и ожидания. Снова друзья, танцы, немного спиртного, дни на пляже, попытки любви без ограничений, туфли полные песка – и вдруг все кончилось.

В День матери я влез в поезд, помахал «гуд-бай» моей светловолосой девушке и маме и направился в Школу подготовки летчиков при Университете Техаса в городе Остин. Там мы занимались изучением навигации и учились маршировать, а единственный самолет, который я там видел, стоял на бетонном постаменте.

Мой отец приехал повидаться со мной сюда с самого севера Америки, из Сиэтла. Я был полностью погружен в мою новую жизнь – непрерывную череду наказаний за маленькие прегрешения, занятия спортом, наземная подготовка – и смог побыть с ним всего несколько часов в воскресенье. Прошло много лет, прежде чем я до конца понял и оценил то, что он сделал, проехав тысячи миль на автобусе, чтобы повидать меня.

Через сорок лет, в темноте кинотеатра, я был весь во власти кинофильма о летчиках прошедшей войны «Офицер и джентльмен». Но когда я шел к машине со своей второй женой Летти, я начал плакать, сначала всхлипывал, потом в полную силу, а потом, в то время как я попросил сесть ее за руль, я начал рыдать, со мной случилась истерика: «Езжай, просто езжай!»

Через полчаса стало чуть легче (спазмы уменьшились), и постепенно пришло ощущение (я не сразу понял), что я только что видел на экране мою жизнь от восемнадцати до двадцати, видел ее в цвете и на большом экране. Потом я читал, что и другие бывшие летчики военно-морской авиации переживали после этого фильма состояние, подобное моему. Я вдруг понял, что в процессе огрубления и ожесточения своей души, нужных для того, чтобы стать готовым к бою пилотом истребителя, я научился отключать (убирать из себя) все другие, мешающие делу чувства настолько хорошо, что получил полный контроль над своими эмоциями. Думаю, эта способность стала одной из главных причин, разрушивших наш брак с Нормой после двадцати шести лет совместной жизни. То, что в профессии было необходимо, для семейной жизни оказалось губительным.

Но я отвлекся. А тогда, в том далеком году, я закончил курс в Остине и переехал в Университет Хьюстона, в места с влажным, по сравнению с Остином, климатом. Только там я встретился с самолетами. Это были реальные, хоть и тихоходные аэропланы – бипланы «Пипер Куб». Физическое и эмоциональное напряжение снова возросло. Мы начали не только изучать теорию полета, но и летать. Нашими инструкторами были гражданские пилоты, работающие по контракту с флотом. К сожалению, мой был часто пьян и, по крайней мере, несколько раз, был пьяным во время полетов. Только благодаря моим быстрым глазам и мгновенной реакции я остался жив.

После моего первого самостоятельного вылета друзья-кадеты схватили меня и, по установившейся здесь традиции, бросили в университетский пруд – без всяких церемоний, прямо в одежде. Не успела моя униформа высохнуть, как я снова взлетел, теперь уже один, чтобы попрактиковаться в выходе из штопора на высоте 3000 футов. И вдруг – внезапная тишина! Только ветер негромко гудит, обтекая машину. Мой самолет неожиданно превратился теперь в планер, и я должен был быстрее найти для него место на земле – куда сесть. Я выбрал, казалось, пустое ровное место, спланировал к нему, взвился на мгновение, чтобы перелететь откуда-то взявшихся коров, и после короткой пробежки остановился, застряв в высоких травах пастбища. Но самолет не перевернулся вверх ногами. А вскоре прилетел мой инструктор. Ему пришлось поискать меня, так как я не сообщил ничего по радио.

Оказалось, что в карбюраторе замерзла вода. Меня все хвалили за то, что, совершив вынужденную посадку, я не разбил самолет, и никто не заметил, что это по моей оплошности остановился мотор – я забыл включить обогрев карбюратора. Так на время я стал героем. Через несколько дней, возвращаясь после очередного полета, я обнаружил вдруг, что нахожусь слишком далеко от посадочной полосы. Пытаясь пролететь дальше только планированием, я пренебрег мотором и вовремя не увеличил его обороты. В результате потерял скорость и, повалившись на крыло, ударил по крылу другого самолета, который прогревал мотор, готовясь к взлету.

Мне девятнадцать, и я больше не герой. Никто не был убит или ранен, но самолеты и моя гордость пострадали. Отношение ко мне внезапно изменилось. Меня начали тщательно проверять в воздухе, пытаясь выяснить, чувствую ли я моменты, когда самолет теряет скорость и готов свалиться в штопор. Я сдал этот экзамен, хотя в душе уже представлял себя едущим обратно в свою Калифорнию, чтобы там сразу быть мобилизованным в армию…