Бернард Корнуэлл - Перебежчик

Бейкер попытался вздохнуть и качал головой, будто не мог поверить в то, что с ним случилось.

Он удивленно посмотрел на своего долговязого убийцу, а потом рухнул на траву. Рыжебородый мятежник побежал, чтобы заявить права на его тело.

Выстрел из винтовки заставил рыжебородого крутануться вокруг своей оси, а следующая пуля его уложила. Залп отогнал других солдат из Миссисипи, пока два адъютанта сенатора оттаскивали своего мертвого командира обратно к лесу.

Один из них подобрал шляпу сенатора и вытащил из нее пропитавшуюся потом сложенную бумагу с сообщением, которое послужило началом этого безумия на другой стороне реки.

Солнце стояло низко на западе. Листья еще не окрасились в осенние цвета, но ночи уже стали длиннее, и солнце полностью скрывалось за горизонтом в половине шестого. Однако темнота теперь уже не могла спасти янки.

Им нужны были лодки, но в наличии имелось только два маленьких суденышка, и некоторые раненые уже утонули, пытаясь переплыть обратно на остров Гаррисона.

Всё больше раненых неуклюже спускалось с утеса, где подстреленные северяне уже заполнили небольшой клочок плоской местности, лежащей между основанием крутого холма и берегом реки.

Два адъютанта отнесли тело сенатора сквозь толпу стонущих людей к одной из лодок и приказали расчистить место для мертвеца. Дорогие часы сенатора выпали из его кармана, когда тело тащили к берегу.

Часы раскачивались на окровавленной цепочке, сначала извалявшись в грязи, а потом с силой ударяясь о деревянные борта лодки. От удара стекло разбилось, и мелкие осколки разлетелись по днищу. Окровавленное тело сенатора бросили на них.

— Отвезите его обратно! — приказал адъютант.

— Мы все умрем! — заверещал кто-то с вершины утеса, а сержант из Массачусетса велел ему заткнуться и умереть как мужчина.

Группа мятежников попыталась пересечь поляну, но ее отогнала усилившаяся со всех сторон ружейная пальба, вырывающая щепки из деревьев за их спинами.

Массачусетского знаменосца подстрелили, и его огромный, пробитый пулями шелковый флаг полетел в грязь, но другой солдат ухватился за отделанный кистями край и поднял звезды обратно к солнцу до того, как они коснулись земли.

— Вот как мы поступим, — сказал полковник Когсвел, в конце концов осознавший, что теперь он оказался единственным оставшимся в живым старшим офицером и, тем самым, командующим четырьмя полками янки, оказавшимися в ловушке на берегу Виргинии, — мы пробьем себе путь к парому, вниз по течению.

Он хотел вывести своих людей из убийственной тени в открытое поле, где враги не смогут больше прятаться за деревьями.

— Мы пойдем быстро. Это значит, что придется оставить орудия и раненых.

Никому не понравилось такое решение, но лучшей идеи ни у кого не нашлось, так что приказ отправили в 20-ый Массачусетский, который стоял на правом фланге янки.

Четырнадцатифунтовую пушку Джеймса в любом случае пришлось бы оставить, потому что она откатилась так далеко, что в итоге свалилась с утеса.

Она произвела последний выстрел, и канонир громко поднял тревогу, когда тяжелая пушка накренилась над откосом и с мерзким скрежетом покатилась на крутому склону, пока не наткнулась на дерево.

Теперь канониры прекратили попытки затащить ее обратно на вершину и слушали, как полковник Ли объясняет офицерам, что будет делать полк.

Они оставят раненых на милость мятежников и соберутся на левом фланге северян. Там они предпримут атаку, чтобы пробиться через силы мятежников вниз к заливному лугу, ведущему в то место, где вторая группировка янки пересекла реку, чтобы отрезать главную дорогу.

Вторую группировку прикрывала артиллерия с мэрилендского берега реки.

— Здесь мы не сможем вернуться в Мэриленд, — сказал Ли офицерам, — потому что у нас мало лодок, так что придется пройти пять миль вниз по течению, всю дорогу сражаясь с мятежниками, — он посмотрел на часы.

— Выдвигаемся через пять минут.

Ли знал, что столько времени потребуется, чтобы приказы дошли до всех рот, а раненые собрались под белым флагом. Ему была ненавистна идея оставить раненых, но он знал, что ни один солдат его полка не доберется этой ночью до Мэриленда, если они не бросят раненых.

— А теперь поспешите, — сказал он офицерам, пытаясь придать голосу уверенность, но не мог скрыть напряжения, а его природный оптимизм истрепался под постоянным свистом пуль мятежников.

— Поспешите! — повторил он, а потом услышал жуткие вопли со стороны открытого правого фланга, встревоженно повернулся и внезапно понял, что никакая спешка ему уже не поможет.