Виктор Ахинько - Нестор Махно

— Ку-да? — переспросил Нестор резко. — Мы со всех сторон облеплены обездоленными. Кто и что их ждет? Это же целая орава!

Члены штаба притихли в смятении. Верили, что скоро вспыхнет восстание. Села ведь стонут! А иначе как же ИМ жить — отпетым негодяям и висельникам в глазах власти? Хоть пропади. Но на пламенные призывы, сообщения о взятии Гуляй-Поля, Дибривок никто не откликнулся. Молчали Бердянск, Мариуполь, Юзовка, Александровск. Так где же их ждут?

Ничего лучше не придумав, они остались в Больше-Михайловке, потом поспешно отступили, укрепились в лесу, где тылы прикрывала речка Волчья и ее приток — Каменка. Садилось солнце, и в косых лучах видно было, как бегут из села опоздавшие. Их ловят, избивают.

— Сволочи! Что творите? — кричат из своих засад повстанцы, но ничем не могут помочь. Лежа у комля вербы и целясь, Федор Щусь терзался думой: «Эх, зачем это затеяли? Ну зачем? Задирала Нестор виноват. Нестор!»

Опускались сумерки. Уже нельзя было различить ни крестьян, что бежали, ни австрийцев, и Махно занервничал: «Если навалятся в темноте — крышка!» Но спустя некоторое время вдруг странно посветлело. Зарево со стороны села расширялось, росло ввысь, и теперь все догадались с ужасом, что это… хаты жгут! Мстя за избиение, оккупанты уничтожают Дибривки. Они превращались в огромное огнище. Бойцы из отряда Щуся, он сам, Петр Петренко плакали, стреляя. Махно ходил среди них и до крови кусал губы. Вот оно как! Вот. Новая орда зверствует!

— Я ж тебе говорил… Говорил, что так будет! — подскочил к нему Федор, угрожающе размахивая растопыренной ладонью. В отблесках пожара крупное лицо его было мертвенно-бледным. На щеках темнели оспины.

— Поостынь! — взял Федора за плечо Роздайбида. Он постоянно находился рядом с Махно, вроде телохранителя. Невдалеке грохнуло. Разъяренный Щусь оглянулся… и закачался. Роздайбида подхватил его.

— На подводу, к раненым, — велел Нестор.

Между тем залпы австрийской батареи становились все прицельнее. Вздрагивала земля под ногами, выли осколки. Упал Лютый. Зацепило и Махно. Зажимая рану на руке, откуда сочилась кровь, он приказал Каретнику:

— Бери пяток мужиков с пулеметом и командуй отступление. Будете прикрывать отряд. Петренко, указывай путь!

Нестор забрался на тачанку, где уже примостилась Тина. Прибежал растерянный кучер.

— Роздайбиду в клочья! — прохрипел.

У Махно сжалось сердце. Как и Петр Лютый, это был вернейший друг. «Эх Роздай, Роздай, имени даже не знаю», — подумалось с тоской.

В лесу было довольно светло от пожара, и приставшие к отряду крестьяне увидели, что их покидают на произвол судьбы. Они в растерянности бросились к тачанке, облепили ее со всех сторон.

— Батько Махно, спаси нас!

— Заберите с собой! — причитали женщины.

Тина перевязывала Нестора. Что он мог ответить? Кривясь от боли, бессилия и еще чего-то неопределенногнетущего, говорил:

— Не падайте духом. Клянусь, мы вернемся! Поможем. Поможем.

Отряд перебрел речушку Каменку и по ее левому берегу направился в село Гавриловку. Противник не преследовал, гремел за лесом, где зарево становилось все более зловещим. Конная разведка донесла, что впереди австрийцев нет, но люди стоят на околице и в замешательстве смотрят на пожар, которого от роду не видели. Все-таки расстояние не шуточное — двенадцать верст, а греет небо. Не иначе, как конец света, полагают старики…

Ночью им попалось имение. Конная разведка, которой командовал Пантелей Каретник, оцепила его, расспросила батраков. Барин был дома. В отличие от других владельцев поместий, он после революции никуда не убегал. Землю, инвентарь раздал крестьянам и работал в поле вместе с ними. А вот при гетманщине искус не поборол: возвратил имущество.

— Наш пан непоганый, — тем не менее говорили мужики.

Когда об этом доложили Нестору, он мельком подумал, что барин-то редкий, может, даже совестливый и обижать его как-то не совсем с руки. Лучше бы не трогать. Какой пример был бы! Пусть и другие знают, что они не разбойники с большой дороги.

Тут послышались выстрелы, возгласы:

— Стой, падло! Стой!

Это секреты ловили бегущих из имения. Кто они — неизвестно. Может, и притаившиеся враги (потом оказалось — напуганная прислуга). Кроме того, люди обессилели, край нужен отдых, еда, и ни о каком милосердии нечего и заикаться. В который раз Махно почувствовал с раздражением, что обстоятельства сильнее его замыслов и желаний.

Барин встретил их на крыльце, с ружьем, но, приняв за своих, пригласил в освещенную залу. Сам же куда-то отлучился. Нестор снял шинель, погоны. Помещик увидел его и обомлел.