Виктор Ахинько - Нестор Махно

— Иван с колокольни шумит, что на взгривке гарцуют.

Все, кто был в штабе, засмеялись.

— Хай потешатся, мамалыжники. А вы там, хлопцы, потуже затяните пояса.

— Для чого? — не понял молодой лупатый гонец.

— Чтоб не потерять штаны, когда полные наложите.

— Ну вас! — хлопец обиделся и убежал. За ним явился гурянин, тоже порол чепуху.

— Роздайбида! — позвал Нестор. Вошел бравый пулеметчик. На ногах юфтевые сапоги, чуб вырывается из-под офицерской фуражки. Даже кокарду не снял. Он теперь охранял вход в штаб.

— Слушай, не пускай сюда этих паникеров. Мы мозгуем, как стратегию развернуть, а они блохами за пазуху лезут.

— Момэнт, — козырнул Роздайбида. — Просю на выход, парень. Ни одна муха больше не залетит!

— О главном речь, — Махно зашагал из угла в угол. — Будем уходить или продержимся?

Семен Каретник рассеянно поглядывал в большое окно. Во дворе гимназии чинили колесо тачанки, переминались лошади, прогуливались опоясанные патронташами повстанцы и сидел крупный черный кот без уха. Он явно никуда не спешил. Но как только кто-то пытался обойти его, кот срывался с места и перебегал дорогу. «Ах ты ж карнаухий бандюга!» — ругались мужики. «Закрой глаза и скрути ему дулю!» — хохотали наблюдатели. Семен тоже усмехнулся.

— Что такое? — возмутился Махно. — Ты тоже не согласен уходить?

— Без боя нельзя, — твердо заявил Каретник. — Защитнички нашлись, скажут люди. Пустили мыльные пузыри о свободе, а сами вроде черного кота. Только и могут перебежать дорогу под носом у немца.

— Какой кот? Эх вы, забыли казацкую историю, — Нестор даже стукнул кулаком по столу. — Забыли! Дикое поле вокруг, орды шастают, а запорожец живет себе в зимовнике и в ус не дует. Как ему это удавалось?

Историю мало кто из них знал, тем более такие подробности. Махно выждал и продолжал:

— Терпение и ловкость! Святой старец Кропоткин тоже такого мнения. Мы сто раз уйдем, но если в конце концов возьмем верх, нам в ножки поклонятся. Что там опять? Я же приказал никого не пускать!

На пороге, однако, стоял очередной гонец.

— Вас к трубке, — сообщил. Нестор возмущенно отвернулся. — Господина Махно лично просят…

— Какого еще господина?

— Я ж повторяю — их.

— Кто просит?

— Со всех концов. Троян уже в мыле!

Махно поднялся.

— Будьте тут. Я скоро.

Прискакав на телефонную станцию, он вошел и увидел Тину. Возле нее, согнувшись, стоял Гавриил и что-то говорил в трубку. Девушка тоже смотрела на Нестора, не отводя темных, испуганно-кроличьих глаз. Он стал привыкать, что и другие точно так же замирают, когда увидят его, а потом тушуются. «Боятся, что ли? — недоумевал Махно. — Раньше такого не замечал. А ведь я нисколько не изменился. Не меня боятся — силы нашей».

— О-о, идет, идет! — обрадовался Троян, протягивая трубку. Он впервые в жизни говорил по телефону и как будто даже похудел. На крупном носу, на лбу блестели капли пота.

— Они меня, Иванович, ну, замучили, суки. Вы послухайте, послухайте!

Нестор взял трубку и, прежде чем говорить, невольно взглянул на Тину. Не мог не взглянуть. На какое-то мгновение глаза их встретились близко, задиристо. Девушка тут же опустила веки, а он сказал в трубку:

— Махно слушает вас, — и забыл о Тине.

— Не ведаю, как тебя там величать, — донеслось из аппарата, — но стерва, видать, добрая. Зачем толкаешь людей на бойню? Отдаешь себе отчет?

— Кто это? — несколько даже растерялся Нестор. Таких вопросов и так открыто, нагло ему никто еще, никогда не ставил.

— Я переводчик начальника штаба регулярных австрийских войск господина Клауса Гейнце, расположенного в Пологах.

— Говори, что он хочет, а то мне некогда.

— Значит, так, — переводчик замешкался. — Фамилию мою послухай сначала. Васильченко. Годится?

— Да на хрена мне твоя поганая фамилия? — рассердился Махно, отдал трубку Трояну и хотел выйти, как телефонистка, смущаясь, попросила: — Возьмите еще, пожалуйста, Покровку. Целый час добиваются.

Нестор услышал ее голосок, по-детски тонкий и чистый, и снова подивился: как изобретательна природа! Пока они с Сашей Семенютой и другими анархистами потрошили толстосумов, скрывались, судились, пока он, Нестор, маялся в Бутырках, будь они трижды прокляты, тут проклюнулась и лозой вымахала у какого-то спекулянта, лавочника такая прелесть. Устоять же невозможно! Вот и воюй после этого!

Нестор больше не стал слушать. Скакал по центру Гуляй-Поля на куцехвостой кобьше и радовался пусть временной, ненадежной, однако не случайной — внезапной победе. Выгнали карателей и установили свой порядок здесь и на железнодорожной станции, что в семи верстах от городка. Ишь как они взвыли, шакалы! Лают и дрожат. Но надолго ли воля? Стоголовые змеи вокруг, перевертыши. Из Киева их окрик доносится, из Москвы, с Дона. Э-эх, что они могут против народа? Встанет стеной — все зубы поломают!