Виктор Ахинько - Нестор Махно

«Ага, не всю совесть потерял сосед», — обнадежился командир бывшего Азовского корпуса Трофим Вдовыченко.

— Чем же ты, Вася, это объяснишь? — осторожно спросил донской казак Миронов — начальник штаба бывшего корпуса. Брат же его, Филипп, водил корпус У красных.

— Козе понятно — измена! — уверенно, с болью говорил Куриленко. — В поездах послухали бы, что народ балакает. Наших конников кинули на Чонгарский мост в Крыму. А там узкое дефиле — пехоте не проскочить. Кто же губит? Белые суки, окопались в наших штабах! Всюду их агенты. Эх, знал бы Ленин об этих безобразиях. Надо хоть воззвание выпустить…

— Эх, Вася, родной мой землячок. Лихой ты командир, извини за прямоту, но в политике — ни в зуб ногой! — сказал Лука Бондарец, крестьянин из Ново-Спасовки же, вчерашний комполка. — Кому ты служишь? Оглянцсь вокруг, Вася, остынь. Твой Ленин, Троцкий, может, идейные коммунисты, да власть для них дороже всего на свете. Брата не пощадят!

Время цедилось в бесплодных спорах, добывании еды и ожидании нападения. Однажды Иван Долженко надоумил проанализировать все крупные боевые операции, разобрать их по косточкам. Эти штабные занятия очень пригодились потом. Василий Куриленко (он все числился на излечении) где-то раздобыл и привез подробную «Историю запорожских казаков» Яворницкого. Перелопатили и опыт воинственных предков.

А в апреле хуторские мужики вышли в поле, попросили помочь. Бывшие командиры с удовольствием и оглядкой ходили за плугом, сеяли зерно и хоть маленько заглушили нестерпимую тоску. Не давала покоя думка: что там творится на белом свете? Вроде поляки напали на Россию или Украину. Барон Врангель объявился в Крыму. Где же Батько, жив ли?

— Тэпэр можно и за ружо браться, — говорили хуторяне, радуясь теплому дождику.

Ночью всех побудил часовой. Лаяли собаки. Кто-то шумел за воротами. Оказалось, приехал Лев Голик.

— Спите, герои? — спросил с иронией. — А у меня на хвосте каратели! Трясут все хутора подряд!

— Врешь, небось? — не хотел верить Миронов, протирая глаза. Этот испуг, который он не мог скрыть, был приятен контрразведчику. «Много мните о себе, полководцы, — думал Лев, усмехаясь. — Я вас, гонористых петушков, насквозь вижу. Обиделись за Полонского, остались в Никополе. Батьку считали растерянным бездарем. Пусть, дескать, покажет, на что способен. А он не лаптем щи хлебает. Давно на коне. А вот вы — дрожите!»

Весь лагерь был уже на ногах, человек сорок. За окном, в пахучих кустах сирени, робко пробовал голос соловей.

— Что ж вы, хлопцы? — удивлялся Голик. — Забыли слова славного Тараса Бульбы: «Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей». Пока дремлете, Буденный привел в наши края всю конармию. С мужика дерут три шкуры, дочиста подметают клуни. Хватают заложников. По селам трамтарарам. У меня точные сведения. Сунут сюда. Бежать надо!

Прилетный соловей вдруг ударил дробью, засвистал, защелкал. Не слушая его, Виктор Билаш сказал:

— Мы это предвидели. В Азовское лесничество пойдем. Там ждут.

Ночью они ушли в сторону Мариуполя. Затаборились, немного успокоились. Лев Голик лег спать в доме лесника. Новоспасовцы расположились на солнечной поляне и читали дневник контрразведчика, привезенные им листовки. Да, Батько не сидел сложа руки. Но чего же добился? Где армия? Повстанцы прячутся по хатам. Он лютует.

— Все равно пора найти Нестора, — заметил Василий Куриленко.

— Сколько можно дрожать? — поддержал его Трофим Вдовыченко. Другие пока молчали.

— Ну что, Виктор? — настойчивее заговорил Куриленко, пристально глядя на бывшего начальника штаба. — Ради свободы я бросил Красную Армию. Уж меня-то первым вздернут, если словят!

— А чо это мы должны кланяться? — напирая на «мы», спросил Иван Долженко.

— Голик же прибыл! Не кто-нибудь. И полный отчет привез. Тебе мало? — резко возразил Вдовыченко. — У нас отак вся Украина! Петлюра в одном углу надулся, как мышь на крупу. Галичане — в другом. Рабочие с большевиками. Мы тут, Батько там. Та шо ж так завоюем? Свободу? Дулю под нос!

Трофим вскочил, пошел к тополю и стал мочиться. Билаш посмотрел на струю, покачал головой. Он не мог забыть, как Нестор, ни с кем не советуясь, расстрелял сначала Полонского с женой, потом коменданта и начальника гарнизона Никополя (пусть не сам, Каретника заставил), а в конце концов бросил тифозный штаб на произвол судьбы. Разве это не предательство? И с таким Батькой снова брататься?