Георгий Егоров: Солона ты, земля!

— А какую вам свободу надо, Федор Спиридонович? Торговать на рынке своей продукцией?

— Не-ет. Об этом Кульгузкин мечтает. Мне не эту свободу надо… Мы с вами вторую неделю ездим по полям. Вы видите, какая у нас земля! На этой земле скот разводить надо. С этими лугами, что у нас, мы бы за всю эмтээс молоко сдавали и мясо, только чтобы освободили нас от поставок хлеба. Не выгодно нам его выращивать. А Сергей Григорьевич душит меня этим хлебом — и все. А хлеб, посмотри, какой — солома прет, а зерна нет. Против николаевских хлебов слезы одни, а не урожай. А мы сеем.

— Вы говорили с Новокшоновым об этом?

— Неужели же нет! Говорил.

— А он?

— Блажь, говорит, все это. Сеете хлеб — ну, и сейте. Стране сейчас нужен хлеб, а не эксперименты… Умный человек, а понять не может. Разве это хлеб!

— А вы попробуйте, Федор Спиридонович, постепенно, вроде бы незаметно перевести колхоз из зернового в животноводческий.

Лопатин покачал головой.

— Пытался, Юрий Михайлович, пытался. Строгача схлопотал себе в учетную карточку — и все. Ты же помнишь тогда, на бюро за тех двенадцать коров как из меня душу вынимали. Они бы сейчас сдохли уж от старости, а я из них кое-какую пользу извлек, в мясопоставки сдал.

Зачем колхозу хвосты и головы, если они молока не дают.

Юрий улыбнулся, продекламировал:

— Во-во-во! — восторженно заелозил в ходке Лопатин. — Хорошие стихи. Прямо про тех коров, которых я сдал. Вот не знал я об этом раньше. Надо было на бюро рассказать такое…

И такие разговоры изо дня в день. Все-таки действительно длинные проселки на колхозных полях! О чем только не переговоришь за день-то. Однажды Лопатин спросил:

— Вот вы, Юрий Михайлович, вроде бы понимаете меня, о чем я говорю, соглашаетесь в душе со мной. А вот как член бюро, неужели вы не можете поговорить начистоту с Сергеем Григорьевичем обо всем этом?

— Вы думаете, не говорил! И не я один.

— Ну и что?

— А ничего. Как видите, все по-прежнему.

— Взяли бы на бюро и постановили.

— Если б нас было большинство, постановили бы… Меня вот «Алтайская правда» попросила статью написать о передовом колхозе — о николаевском, то есть — «Путь к коммунизму». Побыл там, а такой, какую просили, статьи не получается. Получается другая. «Что прячут за спинами передовиков»— вот какая напрашивается.

Лопатин оживился.

— Такую статью очень надо! Показать бы, почему колхозы такие, как наш, отстают, и что надо, чтобы поднять их… Только не напечатают об этом статью.

— Почему?

— Во-первых, потому, что Сергей Григорьевич на хорошем счету в крае, он член крайкома, а во-вторых, не он в этом деле зачинщик. Сверху так идет…

В конце августа в колхоз приехал Новокшонов. Мрачный вылез из машины, пошел по току, осматривая вороха зерна. Велел позвать Лопатина с Колыгиным. Спросил:

— Сколько здесь зерна?

— Полторы тысячи.

— Почему до сих пор на току?

— Только вчера с поля поступило.

— Все полторы тысячи центнеров?

— Да не все. С прозеленью лежит хлеб.

Сергей Григорьевич не полез в ворох рукой, не нюхал и не пробовал на зуб зерно, как это в первую очередь делают все приезжие.

— Хлебу на току сейчас делать нечего вообще! Пропустил через ВИМ, а то и просто через веялку — и сдавать. Сдавать, сдавать без задержки!

— И так сдаем, Сергей Григорьевич.

— Плохо сдаете!

— Каждый день возим.

— Еще не хватало, чтоб вы через день возили!..

В такую-то погоду! Почему пятидневный график не выдерживаете?

— А кто его, кроме Пестрецовой да Кульгузкина, выдерживает?

— Ты, Лопатин, не кивай на других. Они сами за себя ответят. А я вас спрашиваю обоих: почему не выдерживаете?

— Потому, что зерна столько поступает от комбайнов. Сколько поступает, столько и отправляем.

— Значит, комбайны плохо работают. Почему?

— Это надо спросить у директора эмтээс.

У Сергея Григорьевича округлились и перестали моргать глаза. Сказал с недоброй вкрадчивостью:

— Ты что-то шибко разговорчивым стал, Лопатин. Рассуждаешь много, а дело не делаешь! Вот тебе два часа сроку — чтоб ни одного зернышка на току не осталось! Понял? На обратном пути заеду. Не выполнишь — пеняй на себя! — И он отвернулся от Лопатина. Другим, сдержанным, спокойным тоном спросил Юрия — Ну, как у тебя статья? Что-то ты долго с ней возишься.

Юрий промолчал. Направились к «газику», Сергей Григорьевич остановился у щита в деревянной покрашенной рамке. «Ничего не стоит так дешево и ничто не ценится так дорого, как вежливость. Сервантес». Прочитал, хмыкнул: