Юрий Мухин - Катынский детектив

108. По сути мы провели смысловую экспертизу этих фальшивок и выявили неустранимые противоречия, подтверждающие, что данные документы ни в каком случае не могут быть подлинными. Суммируем главное:

— росписи на «письме Берии» противоречат смыслу, они отказывают Берии в просьбе;

— указанная в письме «тройка» не имеет смысла, поскольку расстрел можно было произвести на основе законных чрезвычайных троек;

— приговоры этой «тройки» никто не исполнит, так как она создана не Указом ЦИК СССР, и о том, что Политбюро пыталось этот Указ получить, даже не упоминается;

— членов «тройки» никто не оповещал, что они замешаны в этом деле;

— сама «тройка» противоречит и документам, и показаниям свидетелей, которые Анисимов и Третецкий добыли до появления этих фальшивок; — «тройка» персональна, чего в принципе быть не могло;

— письмо Шелепина особенно безграмотно, оно путает элементарные вещи: решение Политбюро и Постановление ЦК, КПСС и ВКП(б), справки на военнопленных и справки УНКВД, уголовные дела в нем спутаны с учетными делами на военнопленных, этих дел больше, чем вообще могло быть;

— в фальшивках упоминаются как целые в 1952 году учетные дела на военнопленных Старобельского лагеря, сожженные в 1940 году;

— и прочее, о чем написано выше.

109. Справедливости ради надо сказать, что ложность «документов» понимает и сама бригада Геббельса. С чего иначе журналисту Н.Ермоловичу в «Известиях» от 24 июня 1994 года по своей инициативе поднимать эту тему в интервью с Анисимовым?

«Но, может быть, это ложные документы, фальсифицированные? — вопрошает журналист. — Нет, — отвечает генерал-майор юстиции Николай Леонидович Анисимов, начальник Управления надзора за исполнением законов о федеральной безопасности Главной военной прокуратуры. Полученные из архива ЦК КПСС документы, как, впрочем, и все остальные, привлекаемые по катынскому делу, в обязательном порядке подвергаются самой тщательной экспертизе. Она установила, что они, вне всякого сомнения, подлинные».

Хороший прокурор. Наш — как оценивает подобных прокуроров новый хозяин — Ельцин.

По нему и «показания» свидетелей (которые он лично добыл у стариков) о том, что пленные расстреляны по решению Особого совещания при НКВД, — «подлинные», и «тройка с бубенцами» в «решении Политбюро» — «вне всякого сомнения».

И «письмо Шелепина» с предложением сжечь в 1959 году учетные дела Старобельского лагеря — «подлинное», и Акт администрации Старобельского лагеря о том, что эти дела сожжены в 1940 году — «вне всякого сомнения». Надо сказать, что и сам журналист Николай Ермолович не упустил случая напомнить нам, что в послеперестроечной прессе умные журналисты в диковинку, и заявил подзаголовком без тени юмора: «Прокуратура ручается за достоверность».

Что в итоге мы должны для себя понять? Что такое подлое и беспринципное поведение бригады Геббельса — это не просто очередное доказательство правоты версии Сталина, это ее итоговое косвенное доказательство. Нет уже ничего у подручных Геббельса и они не стесняясь пошли фабриковать «доказательства», грубо, тупо, но подобострастно.

Мы начали расследование с того, что поставили его в угоду подручным Геббельса с ног на голову — вместо того, чтобы сразу заняться прямыми доказательствами убийства, мы всю книгу рылись в помоях, которые за 50 лет бригада Геббельса успела выплеснуть в это дело. Но зато перерыли все и 109 эпизодов тому свидетельство. Теперь займемся прямыми доказательствами.

Их три. Два вещественных, оставленных убийцами на трупах офицеров и возле них, и третье — время совершения убийства.

110. О времени совершения убийства нам обязан сказать судмедэксперт, тем более, что для него это не очень трудно. Тело мертвого человека разлагается, степень разложения зависит от времени и от условий. Зимой медленнее, летом быстрее. В 1943 году, когда немцы эксгумировали останки в первый раз, определить время убийства было особенно легко — если оно было в мае 1940 года, то от этой даты прошло три лета, три теплых сезона, когда останки разлагаются особенно быстро. Если убийство произошло осенью 1941 года, то тогда прошло лишь одно лето, один теплый сезон. Разница по времени практически тройная. Поэтому дадим слово чешскому профессору судебной медицины Франтишеку Гаеку, который был взят немцами в международную комиссию судмедэкспертов в 1943 году, но который в своей книге «Катынские доказательства» отверг акт этой комиссии еще в 1945 году, когда «коммунистического режима» в Чехословакии еще и близко не было. И отверг он геббельсовский акт по следующим профессиональным соображениям: