Андрей Колганов - Йот Эр. Том 2

Но не беспокойтесь, тему дипломной работы выпускнику Военно-инженерной академии тоже в свой черед припомнили…

Ее отец, вернувщийся в 1957 году из Польши, вышел в отставку по состоянию здоровья и вскоре, в 1962 году, скончался. Сводные братья, окончив суворовское училище, избрали офицерскую карьеру.

Судьба Нины на десять лет оказалась тесно связана с созданием советского ракетного щита, позволившего избежать превращения «холодной войны» в горячую. Моталась она с мужем и маленьким сыном по всей стране, и хорошо, если рядом с начинающейся стройкой было какое-нибудь селение, где удавалось снять угол. Иначе — палатка или отгороженный занавеской топчан в солдатском бараке. А когда, наконец, возводили нормальное жилье, насладиться им удавалось очень недолго — жилье оставляли заказчику, сами перебираясь на новое место…

Многое было впереди… Тяжелейшее отравление мужа гептилом, когда «потекла» ракета, устанавливаемая на старт. Он как раз сдавал комиссии убежище, поэтому находившихся там миновала участь мгновенной гибели, настигшей тех, кто оказался поблизости от ракеты. Но выжил, в конце концов, после нескольких месяцев госпиталя, он один — помогло богатырское здоровье. На память остался регулярный удушающий кашель.

Затем неимоверными усилиями Нине удалось перевести мужа в Москву, вылечиться от рака легких, решить квартирный вопрос, отправить сына учиться в университет…

Однако все это — уже совсем другая история, за которую я, пожалуй, не возьмусь. Ее могут рассказать и другие. Мое же повествование окончено. И все же я не спешу расставаться со своей героиней. Давайте дадим ей возможность сказать немного о себе собственными словами. Немного — потому, что прозы сохранилось после нее до обидного мало (лишь кое-что из того, что было написано в конце 70-х годов ХХ века), а от стихов остались лишь черновые наброски с неотделанной рифмой, хотя она была талантлива и в том и в другом. Но даже эти несколько черновиков и набросков могут немало поведать о том, какой она была.

Я стою перед портретом. Выпуклый лоб, темные, гладкие, собранные на затылке в тугой узел волосы, мягкие мечтательные глаза и вдруг — резкий, властный рот и тяжелый характерный подбородок, перерезанный глубокой вертикальной ямкой. Впечатление современного фоторобота: верх — от мечтательной девушки, почти ребенка, низ — властного мужчины. Но овал, цвет лица, да и столетняя давность портрета говорят за то, что это не фоторобот, а очень странная девочка. Зеленый бархат платья, нежная, тонкая рука аристократки, полное отсутствие украшений, и рядом мопс, глядящий в ее нежные мечтательные глаза влюбленным преданным собачьим взглядом.

Так вот ты какая… Здравствуй, бабушка! Я не знала тебя. Только одно воспоминание, и то по рассказам, пришло о тебе. Я знала, но не верила в этот рассказ до конца. Уж очень он был невероятен. Но сейчас, глядя на это странное лицо, я поверила в достоверность почти легенды о твоей юности. Эти глаза могли полюбить и поверить в сказку, а эти самовольные губы говорят о характере, который мог преодолеть все и добиться того, что взбрело в ее темноволосую юную головку.

Хорошо, когда у тебя есть бабушка. Обязательно большая, добрая, пахнущая вкусной снедью и холодной водой, с шершавыми руками и добрыми глазами. Когда у тебя есть такая бабушка, жизнь прекрасна. Ты этого не замечаешь, но это так, ведь даже болезнь превращается в пустяк, если на твой горячий лоб ложатся ее сильные нежные руки.

— Бабуля, расскажи что-нибудь смешное!

— Смешное? Ну, что ж. Вот уж куда смешнее… — и льется тихий рассказ.

Бабуля большая, теплая, уютная, в комнате мерцающий мягкий свет от лампадки, потрескивает печь.

— Давно это было… Тогда в первую еще ссылку деда вели этапом. Ну, а я за ним… Нет, не тогда, — путается бабушка, — это уже в третий раз нас в Сибирь гнали. Тогда уж тетя Нина и тетя Маруся у меня были. От этого-то и еще смешнее.

Так вот. Пригнали нас на место, а размещать, как всегда, стали политических по два-три человека с бандюгами. А наши за дорогу так ослабли, что эти головорезы за похлебку их уморили бы в два счета. Вот и устроили мы лежачую забастовку. Казаки спешились, ружья сдуру побросали и давай за руки, за ноги тащить. Ну, только этого и ждали. Команду подали, ружья похватали, пальбу устроили. Казаки на конь и в лес, а наши тем более ждать не стали: кто куда…