Гылман Илькин - Восстание в крепости

Намеренно громко разговаривая с каким-то случайно приставшим пассажиром, возница давал сигнал о своем прибытии тем, кто его должен был ждать у хлева. Оружие прибыло! Надо было срочно принимать какие-то меры. Подвода не должна долго стоять на дороге. Что же делать с неожиданным попутчиком?

Дружин шепотом сказал что-то Бахраму, и они, пригнувшись к земле, поспешили к подводе.

— Эй, Шамиль, заходи спереди! — крикнул Дружин.

— Сейчас! — отозвался Бахрам. — А ну, выворачивай карманы!

Возница, смекнув, в чем дело, принялся притворно вопить:

— Голубчики! Отпустите! Берите товар! Все берите, только отпустите с богом!

Видя, что возница, бросив подводу, пустился наутек, седок быстрее джейрана помчался следом за ним.

Возница свернул в кусты. Его попутчик, оставшись на дороге один, остановился, стараясь сообразить, куда исчез возница.

Аршак подбежал к нему.

— Стой! Не уйдешь! Выворачивай карманы, не то худо будет!

Человек повернул назад и во весь дух помчался по шоссе к городу. Аршак гнался за ним, однако так, чтобы не догнать. Наконец сделал вид, что не может больше бежать.

— Не уйдешь! Все равно не уйдешь! — крикнул он. — Лучше остановись, а то шкуру спущу!

Но бежавшего уже и след простыл.

Тем временем возница вылез из кустов и отвел подводу за хлев.

Через полчаса винтовки были надежно спрятаны в густых зарослях, метрах в трехстах от развалин хлева.

Узун Гасан посадил Дружина и Сусанну в фаэтон, и они двинулись к Цнори.

Возница же погнал подводу к чайхане, которая находилась неподалеку, у дороги.

Близился рассвет. Бахрам и Аршак поспешили в город.

Через несколько дней, под вечер, на окраинных улицах Закатал появился ослик, груженный длинными вязанками хвороста. Обычно торговцы хворостом продавали свой товар всем, кому угодно, но этот почему-то изменил своему правилу и расхваливал хворост лишь на определенных улицах, перед определенными домами. Из дома выходил хозяин и, не торгуясь, приказывал погонщику заводить ослика во двор. Спустя два дня торговец опять начал продавать свой товар всем. Впрочем, надо сказать, что желающих находилось мало, так как в летние месяцы спрос на хворост невелик.

Как-то под вечер Бахрам постучал в ворота дома, хозяин которого на днях приобрел несколько вязанок хвороста.

Открыв калитку и увидев кузнеца, он приветливо сказал:

— Проходи, проходи. Рады гостю. Жена только что испекла вкусный чурек. На тех углях, что из нового хвороста. Недавно купили по дешевке.

Бахрам улыбнулся.

Они прошли в сад и сели на развалинах глинобитного забора. Хозяин дома сообщил Бахраму, что оружие, находившееся в вязанках хвороста, спрятано в надежном месте.

— Я слышал, твоим соседям тоже привезли хворост?

— Ты не ошибаешься, только они потом передумали и все уступили мне. Все вязанки у меня.

Убедившись, что оружие, которое они спрятали ночью в кустах старого хлева, доставлено в город и находится в надежных руках, Бахрам попрощался с хозяином дома и пошет к Лалезар-ханум. Он попросил ее написать Виктору Бондарчуку записку следующего содержания: "Для вас приготовлены свежие фрукты. Можете взять их в любой момент. Если задержитесь, не беда: они не испортятся".

Вот только каким путем передать эту записку по назначению?

На рассвете Бахрам пришел к дому пастушонка Азиза. Тот уже встал и подвязывал чарыки во дворе, под тутовым деревом. Бабушка Маема хлопотала у печки.

Азиз, догадавшись, что Бахрам пришел неспроста, сразу подбежал к калитке.

Кузнец передал ему записку.

— Только поосторожней, Азиз. Дело важное, — предупредил он мальчика, с грустью смотря на него. Он увидел худое, бледное лицо, под глазами — синие круги, щеки впали.

Подошла бабушка Азиза.

— Доброе утро, Масма-хала! Как поживаешь, как здоровье?

— Как здоровье, говоришь? — Старушка махнула рукой. — Нашел о чем спрашивать! Какое может быть здоровье, если живешь впроголодь? Чем так жить, лучше умереть! В могиле хоть спокойно, лежишь себе, вытянув ноги, никто тебя не терзает. Как живем? Забыли даже вкус масла и сахара. О себе я не говорю, — мальчика жалко!

— А что с ним! Такой смышленый, толковый мальчуган!

— Голова вечно чем-то забита, до самой полуночи где-то пропадает… Я говорю ему: сынок, ведь ты пастух, встаешь на рассвете, — и ложиться должен пораньше. Думаешь, он слушается меня? Все равно что вот этой печке толковать. Боюсь, как бы с ним какой беды не приключилось!..