Всеволод Иванов - Александр Пушкин и его время

«Греция восстала и провозгласила свою свободу… — пишет Пушкин и очень точно аргументирует это сообщение: — 21 февраля генерал князь Александр Ипсиланти с двумя из своих братьев и с князем Георгием Кантакузеном — прибыл в Яссы из Кишинева, где оставил он мать, сестер и двух братий. Он был встречен тремястами арнаутов [8] [8] Албанцев — Ред. , князем Суццо и русским консулом и тотчас принял начальство города. Там издал он прокламации, которые быстро разлилися повсюду — в них сказано, что Феникс Греции воскреснет из своего пепла, что час гибели для Турции настал и проч., и что Великая держава одобряет подвиг великодушный! Греки стали стекаться толпами под его трое знамен, из которых одно трехцветно, на другом развевается крест обвитый лаврами, с текстом сим знаменем победиши , на третьем изображен возрождающийся Феникс. — Я видел письмо одного инсургента; с жаром описывает он обряд освещения знамён и меча князя Ипсиланти, восторг духовенства и народа и прекрасные минуты Надежды и Свободы….

Восторг умов дошел до высочайшей степени, все мысли устремлены к одному предмету — к независимости древнего отечества. В Одессах я уже не застал любопытного зрелища: в лавках, на улицах, в трактирах — везде собирались толпы греков, все продавали за ничто свое имущество, покупали сабли, ружья, пистолеты, все говорили об Леониде, об Фемистокле, все шли в войско счастливца Ипсиланти…. Сначала имел он два миллиона. Один Паули дал 600 тысяч пиастров с тем, чтоб ему их возвратить по восстановлении Греции. 10000 греков записались в войско.

Ипсиланти идет на соединение с Владимирско [9] [9] Вождь молдавского восстания. — Ред. . Он называется Главнокомандующим северных греческих войск и уполномоченным Тайного Правительства. Должно знать, что уже тридцать лет составилось и распространилось тайное общество, коего целию было освобождение Греции», — сообщает Пушкин и заканчивает письмо так:

«Важный вопрос: что станет делать Россия; займем ли мы Молдавию и Валахию под видом миролюбивых посредников; перейдем ли мы за Дунай союзниками греков и врагами их врагов? Во всяком случае буду уведомлять—».

Пушкин обещает и впредь «уведомлять» своих друзей о политической обстановке, но в то же время внутреннее историческое чутье его не оставляет. Оно тонко звучит не в этом «уведомлении», а именно в последней строфе послания В. Л. Давыдову, где звенит минорная нота: да, мы выпивали и за «тех» и за «ту», но положение меняется:

Пора волнений в крови, пора впечатлений миновали, подходила пора оценок, решений и дел.

В это же время по возвращении из Каменки изменяется служебное положение самого Пушкина в кишиневском обществе и в канцелярии наместничества: по представлению генерала Инзова граф Нессельроде «наложил резолюцию», и Пушкин, чиновник Коллегии иностранных дел, числящийся в командировке в Кишиневе, стал теперь по «третям» получать положенное ему «жалованье» в 700 рублей в год.

Таким образом, Пушкин оказался для остальной канцелярии Инзова своим братом, человеком тоже «двадцатого числа» [10] [10] В царской России жалованье служащим выплачивали раз в месяц, 20-го числа. . Однако это же и прикрепило его к канцелярии.

Как чиновнику на окладе, Инзов дает ему и постоянную работу — командировки — отъезды из Кишинева, поручения. Пушкин переводит с французского молдавские законы.

Пушкин заводит знакомства, входит в кишиневское общество. Он сошелся с чиновником наместничества Н. С. Алексеевым, обязательным, умным и добрым человеком, — познакомил их еще генерал Орлов. У Пушкина и у Алексеева по Петербургу и Москве нашлись и другие общие знакомые.

Алексеев ввел Пушкина в дом одного из местных воротил, коренных магнатов — Егора Кирилловича Варфоломея, богатого молдаванина, генерального откупщика всего края, члена Верховного гражданского суда Бессарабии. Дом у Варфоломея был прекрасный, но небольшой, и по случаю посещения Кишинева Александром Первым этот богач пристроил огромное помещение — род залы, где и принимал царя. В этой зале на вечеринках Варфоломея плясал весь международный Кишинев, гремела музыка — играл оркестр Варфоломея из крепостных цыган, передняя была полна вооруженных до зубов арнаутов. Такой арнаут подымал ковровый занавес, закрывавший вход, и гостю открывалась большая зала с патриотической росписью на стенах. Вправо, влево тоже занавесы, зеленый и красный, отделяли часть залы, за занавесами стояли диваны. Здесь гостей встречала хозяйка в модном европейском платье, поверх которого неизбежное «фармеле» — шитая золотом яркая безрукавка.