Гор Видал - Империя

— Война — это естественное состояние человека. Ради чего, спросите вы? Ради энергии…

— О, конечно, ради энергии! — одновременно с ним выкрикнул Генри Адамс, когда управляемый шофером непритязательный электромобиль к вящему изумлению камердинера и не меньшему — оленя покатился по парку. Каролина и Адамс расположились на заднем сиденье, Дел и Джеймс сели лицом к ним напротив.

— Мне никогда еще не доводилось слышать столь мощные и громогласные речи Брукса. — Генри Джеймс улыбнулся едва заметной озорной улыбкой, которая так нравилась Каролине; он ничего не упускал из виду, но, похоже, никого не осуждал.

— Он меня утомляет, — тяжко вздохнул Адамс. — Вас, конечно, не нужно убеждать в том, что он гений. Увы, мне выпала участь трудолюбивого старшего брата гения. Он разрабатывает меня… как золотую жилу или, скорее, свинцовую породу. Я создал ряд туманных теорий, которые он преображает в незыблемые законы.

— А существуют ли вообще законы истории? — спросил Дел, обнаруживая внезапный интерес к разговору.

— Я не отдал бы свою жизнь изучению истории, если бы их не было, — ядовито заметил Адамс и снова вздохнул. — Вся беда в том, что я не могу их как следует сформулировать. А вот Бруксу это до известной степени удается.

— И каковы же они, эти законы? — спросил Дел, и Каролина, уловив в его словах неподдельный интерес, искренне порадовалась, поскольку, как настоящая француженка, получала удовольствие, пусть даже поверхностное, от элегантных обобщений, исполненных конкретного смысла.

— Законы Брукса таковы. — Адамс смотрел вдаль, туда, где, пока невидимый, находился Хивер-касл, который он уже показывал Каролине и выводку племянниц. Каролина подумала об Анне Болейн, которая жила в этом замке; интересно было узнать: когда Генрих VIII отрубал ей голову, повиновался ли он закону истории, гласившему: «Энергия требует, чтобы король Генрих начал Реформацию», или же просто ему была нужна новая жена и сын?

— Сущность любой цивилизации сводится к централизации. Таков первый неоспоримый закон. Всякая централизация — это экономика. Второй закон таков: ресурсы должны быть достаточны для поддержания цивилизации и снабжения ее энергией. Вот почему всякая цивилизация — это выживание наиболее экономичной системы…

— Что значит «наиболее экономичная»? — спросил Дел.

— Самая дешевая, — быстро ответил Адамс. — Брукс полагает, что сейчас начинается схватка между Америкой и Европой за обладание обширными залежами угля в Китае, потому что доминировать в мире будет та держава, которая завладеет наиболее дешевым источником энергии.

— Но у нас самих много угля и нефти, — удивился Дел. — Настолько много, что мы не знаем, куда их девать. Зачем нам Китай?

— Чтобы он не попал в чужие руки. Но ваша мысль на верном пути. Если закон Брукса справедлив, мы будем обладать всем.

— Осмелюсь спросить: хорошо ли это? — усомнился Джеймс.

— Законы природы не бывают плохими или хорошими, они просто существуют. Если не мы, то кто? Россия? Варварская, суеверная Россия? Нет. Или Германия? Нация, склонная к безумию … и поэзии. Еще раз нет.

— А к чему склонны мы? Наверное, это нечто неизмеримо более высокое? — Джеймс, заметила Каролина, смотрел прямо в глаза Адамсу; обычно он, человек бесконечно тактичный, этого себе не позволял. Он словно читал лицо Адамса, как книгу.

— Мы, англосаксы, привержены свободе, гражданским правам и… — Адамс сделал паузу.

— Мы — это прежде всего и в первую очередь… мы. — Джеймс безрадостно улыбнулся.

— Будучи влюбленным в Англию, — Адамс деликатно поддел своего друга-экспатрианта, — вы должны были обнаружить здесь некоторые качества, которые находите превосходными в сравнении с любой другой страной, иначе вы могли бы поселиться в любом другом месте, в том числе и в нашей беспокойной республике. Но подумайте о Соединенных Штатах как продолжении той страны, которую вы любите и в которую верите. Постарайтесь увидеть в нас людей, которым пришлось взвалить на свои плечи тяжелейшее бремя англосаксов — обитателей острова, теряющего ныне свою экономическую силу.

Джеймс примирительно развел руками.

— Вы рассуждаете о законах истории, а я не законник. Готов, однако, признаться в своих сомнениях. Как можем мы, не способные честно управлять самими собой, брать на себя миссию управления другими? Неужели мы собираемся управлять Филиппинами из Таммани-холла? Или наши восточные колонии будут управляться партийными боссами? Может быть, мы хотим, чтобы бывшие испанские владения управлялись кокусами — тайными совещаниями партийных боссов, которые столь опорочили нашу политику, что каждого доброго американца — да и недоброго тоже, спешу добавить, — бросает в дрожь при одном упоминании о нашей нынешней системе?