Алексей Новиков - Последний год

– Но мое положение, граф…

– Ваш сын, оскорбленный вместе с вами и не меньше вас, будет просить у вас позволения свести счеты с Пушкиным у барьера. Не сомневаюсь в высоком понимании им своего долга.

Этого и вовсе не хотел барон Луи.

– Благодарю вас, граф, за столь лестное мнение о Жорже…

Барон Геккерен присмотрелся: Григорий Александрович воинственно тряс головой и находился в экзальтации, совершенно ему не свойственной. Сколько раз в былые времена он сам готов был хвататься за пистолет или за шпагу, чтобы устранить ревнивого мужа или счастливого соперника. Может быть, он мысленно снова был в Мадриде, этот былой донжуан, скрученный жестокой подагрой… Бог знает, какие поединки виделись ему, когда в волнении чувств он даже взмахнул неразлучной тростью…

– Благодарю вас, граф, за столь лестное мнение о Жорже, – еще раз повторил Геккерен. – Но, может быть, следовало бы предварительно выяснить через уважаемых особ: в здравом ли уме написано Пушкиным его письмо?

– О безумствах Пушкина и так знает весь свет, – продолжал Григорий Александрович, не вникая в истинные намерения барона.

– Вы трижды правы, граф, – согласился Геккерен. – Но если в этих безумствах отчетливо видны разрушительные замыслы и нанесены неслыханные оскорбления полномочному посланнику, то не следовало ли бы вмешаться власти государственной? – посланник наконец высказал свою мысль напрямки.

– Полноте! – отмахнулся Строганов. – У нас либеральничают там, где нужна твердость. Пушкин – первый тому пример. Накажите его достойно и сурово, и тогда, может быть, наши медлительные власти последуют вашему примеру.

– Бедная, бедная Натали! – вздыхала графиня Юлия Петровна, перебирая четки.

– Всякий час промедления, барон, – Строганов снова обратился к гостю, – будут рассматривать в свете как укор вашей чести. В наше время при подобных оскорблениях не затягивали дела и на двадцать четыре часа!

– Я буду молиться за Жоржа, – откликнулась графиня Строганова, призывая барона Луи к свершению подвига.

Разговор был исчерпан. Надежды Луи Геккерена рушились. Вызов Пушкину, очевидно, Жорж должен сделать, чтобы потом иметь время для необходимых маневров. Во всяком случае, у барона Луи будут надежные свидетели. Граф и графиня Строгановы подтвердят, что он действовал не сгоряча, не в порыве гнева, но после обстоятельного совета в доме, который связан родственными узами с обеими сторонами. Даже в этом доме Пушкин безоговорочно осужден. Для будущих же маневров барон Луи обратится к людям более прозорливым, мыслящим более государственно. Выиграв время, можно будет конфиденциально поговорить с графом Нессельроде или, еще лучше, с графом Бенкендорфом… Оскорбленные Геккерены пошлют вызов без всяких проволочек, но дуэль не состоится по обстоятельствам, не зависящим от их воли: противника вовремя обезоружат и устранят. Русские власти не позволят безнаказанно оскорблять королевского посланника.

На обратном пути в посольство Луи Геккерен предался глубоким размышлениям, в которых уже не было безнадежности.

Жорж вернулся от Вяземских цел и невредим. Но он действительно не знал, что ждет его дома.

Как только баронесса Геккерен, получив отеческий поцелуй барона Луи, удалилась, он протянул ему письмо Пушкина.

– Я советовался с графом Строгановым, мой дорогой Жорж, – начал барон Луи, – граф полагает, что тебе необходимо вызвать Пушкина немедленно, с тем что дальнейшее развитие событий мы возьмем в свои руки, – в волнении он не заметил, что дополнил мнение графа Строганова собственной мыслью.

Жорж ответил, улыбаясь:

– Я готов обмениваться вызовами с Пушкиным до тех пор, пока это ему не надоест. Он действует в полном одиночестве. За нас будет весь свет.

– Ты уверен, что до дуэли дело опять не дойдет?

– Я могу лишь повторить ваши мудрые слова, мой почтенный отец. Мы возьмем развитие событий в свои руки. Вам надлежит сейчас же ответить Пушкину. Но, видя ваше расстройство, я готов взять на себя этот утомительный труд.

Дантес вооружился пером и бумагой. Что делать? Натали не виновата в том, что у нее оказался такой неудобный муж. Жорж задумался, держа перо в руках.

– Не лучше ли сначала посоветоваться с д'Аршиаком? – спросил посланник.

– Д'Аршиак сегодня же примет на себя обязанности секунданта. Но еще до того мы закрепим на бумаге факты, которые обеспечивают нам наше превосходство над противником.

Дантес взялся за перо.