Рафаэль Сабатини - Фаворит короля

Король утратил к нему всякий интерес и, повернувшись к Рочестеру, прошептал:

— Пустой болван!

Овербери наблюдал эту сцену из задних рядов. Он считал себя неплохим знатоком человеческой натуры — что ж, если ощущения его не подводят, такой упрямый, злобный тип ни за что не поступится своими правами. Ничто не сможет убедить его подать совместную с графиней петицию об объявлении их брака недействительным, и тогда всяким планам Рочестера придет конец.

Внезапно возле сэра Томаса очутился великолепный Пемброк — высокоученый, даровитый брат Филиппа Герберта. Пемброк был главой сильной партии, противостоящей планам женитьбы принца на испанке. Он наблюдал за сэром Томасом столь же пристально, как тот — за лордом Эссексом, и теперь заговорил с Овербери, что было достаточно удивительно: лорд Пемброк не делал секрета из враждебного отношения к Рочестеру и всему его окружению.

— Вашему патрону придется теперь действовать с оглядкой. — На красивом, надменном лице милорда появился намек на насмешку. Сэр Томас улыбнулся:

— Мне кажется, вашей светлости тоже придется стать осмотрительнее.

— Мне? — И граф оглядел Овербери с головы до пят.

— Если кто-либо совершает выпад, основываясь на придворных сплетнях, его самого вряд ли можно считать осторожным, — пояснил сэр Томас.

— Вы позволяете себе странные намеки! — вспыхнул его светлость, ибо удар пришелся по больному месту: его светлость считал себя арбитром хороших манер и не раз объявлял, что считает сплетни чрезвычайно вульгарным занятием. А сэр Томас только что намекнул на его собственный интерес к досужим разговорам.

Улыбка сэра Томаса стала просто лучезарной — он был большим мастером словесных поединков.

— «Si libuerit risponder dicam quod mihi in buccam venerit», что означает: «Уж если я выбираю слова, то выбираю и последствия за свои слова». Выбирая слова, каждый должен предусмотреть, как бы они не вернулись к нему рикошетом. Вы, милорд, человек мудрый и наверняка все предусмотрели.

Это уже был двойной укол: продемонстрировав свою ученость перед человеком, который считал себя верхом учености (Пемброк презирал Рочестера отчасти и за невежество), Овербери тем самым лишил Пемброка роскоши презирать за невежество секретаря Рочестера. Это раз. И два: Овербери доказал, что его собственная образованность покоится на более солидном фундаменте.

Ответ Пемброка был уже откровенно ядовитым:

— Надеюсь, сэр, вы и во всех остальных случаях придерживаетесь тех же принципов открытости и откровенности. Однако я не ожидал, что откровенность — один из ваших рабочих инструментов. И, чтобы не дать ему заржаветь, может быть, вы удовлетворите мое любопытство? Лорд Нортгемптон — видите, вон тот, — он что, объединился с вашим хозяином?

— Ах! Боюсь, не смогу ответить на ваш вопрос. Ну кто я такой, чтобы знать планы лорда Нортгемптона? Я — всего лишь жалкая мошка, притаившаяся в складочке листика, если воспользоваться живописным сравнением Марциала [44] Марциал Марк Валерий (ок.40–ок.102) — древнеримский поэт, признанный мастер эпиграммы. !

Благородный джентльмен презрительно улыбнулся:

— Что ж, тогда мне придется довольствоваться догадками.

— Какого же рода, милорд?..

И тут из его светлости выплеснулась вся кипевшая в нем злоба:

— Я давно догадывался, что лорда Нортгемптона иногда подводит дальновидность, но чтобы она подвела его до такой степени! Он пожелал опереться на гнилую подпорку!

— Ах, как славно сказано! — прокомментировал бойкий на язык сэр Томас. — Почти как у Марциала. Но Марциал, при всей своей образности, был очень точным: подпорка-то отнюдь не гнилая. Если мы посмотрим, кто на нее опирается… — и он кивнул в сторону короля, который, опираясь на Рочестера, покидал зал для аудиенций. — Тот, на кого так уверенно опирается сам король, вполне может служить опорой для человека гораздо менее весомого.

Пемброк прекрасно знал, что позиции Роберта Карра были сейчас крепки, как никогда, и все — благодаря Овербери. Это он вознес Роберта Карра к нынешним высотам, это он поддерживал его всеми возможными средствами, это он не позволял ему ни на йоту ослабить своих позиций какой-либо глупостью или небрежностью. Овербери понимал, что Пемброк — лишь один из многих сильных мира сего, которые ищут уязвимые места в обороне лорда Рочестера. Возможно, Пемброк решил, что уже нашел такое место — Фрэнсис Эссекс, — и оттачивал наступательное оружие. Но Пемброк явно просчитался: лорд Эссекс вряд ли мог служить его оруженосцем.