Александр Филимонов - Приди и помоги. Мстислав Удалой

По три гривны на зуб вышло. Многие потом говорили: великий князь посадником Димитрием Новгороду заплатил.

— За что заплатил? За отца? — с вызовом спросил Никита.

— За что… Может, и за Олексу, — грустно ответил дядя Михаил. — Князю Всеволоду один человек — ничто. Тут, Никитушка, для князя товар подороже — власть над Новгородом.

— Наш город в своей воле ходил всегда! И отец так говорил!

При этих словах Никите показалось, что дядя Михаил как-то иначе взглянул на него, вроде бы — с сожалением.

— В своей-то в своей, Никитушка, сынок. А без Ростова да Суздаля, без Владимира, без низовской земли Новгороду не прожить. Особенно теперь, когда князь Всеволод в такой силе. Одними вольностями сыт не будешь. Не даст хлеба великий князь, закроет пути — что тогда? Мне по миру идти, милостыни просить? А голод начнется? Ты-то молодой еще, Никитушка, голодного времени не помнишь.

— Отец рассказывал.

— Это разве расскажешь? А увидеть такое — не приведи Господь. Когда кору с деревьев обдирают да гложут ее с изнанки, где сладенько. Идешь по улице — везде глаза голодные. Нищих — тьма, а и подать им нечего. Спроси такого оголодавшего: что, мол, тебе дороже — вольности новгородские или хлеба кусок? Что, ты думаешь, он выберет?

Никита не ответил. Дядя Михаил же, пользуясь молчанием племянника, говорил все убежденнее, и не понять было — то ли Никиту убеждал, то ли себя самого.

— Я, сынок, князя Всеволода не простил за Олексу. Никогда не прощу ни его, ни Мирошкинича. А толку что? Мы с тобой, Никитушка, не весь Новгород. А ему княжеской власти не миновать. И то ладно, что не под немцем будем, а под русским князем. И ничего не поделаешь. Великий князь сильнее Новгорода. И управы на него не найдешь.

— Не искать, так и не найдешь! — громче, чем нужно при задушевном разговоре, произнес Никита. — Погоди, дядя Михаил, дай сказать. Ты вот меня будто уговариваешь. А даже не спросил — где я был этот год, чего повидал, какие муки перенес…

— Дак это я заговорился, Никитушка! От радости. Болтаю, что первое в голову взбредет.

— Нет, дядя Миша, врешь ты. Все не так, — жестко сказал Никита. — Это обида в тебе сидит, гложет тебя. Вот ты обиду свою и убаюкиваешь, как нянька ребеночка, чтобы не плакал, дал покою. Не будет покою вам! Сапоги владимирскому князю лижете! А он на это не поглядит, захочет — всех вас перережет. Как отца моего убил!

Никите вдруг захотелось взять дядю Михаила за грудки и встряхнуть. Он устыдился своего внезапного злобного порыва и замолчал. Виновато глянул — и жалостью тронулось сердце: дядя Михаил сидел понурившись, уставясь в никуда, казался совсем постаревшим и печальным.

— Прости, дядя Миша, прости, — сказал Никита. — Я ведь не про тебя это. Обидно мне стало. Нынче я владимирскую дружину видел на дороге. Я прячусь, а они — едут, свободно едут, весело. Я в родной город словно мышь пробирался, каждого куста пугаясь. А они — как хозяева. Скажи, дядя Миша, — этого в Новгороде хотят?

Дядя Михаил молчал, стараясь не встречаться с Никитой взглядом. Сунулся было к кувшину — налить меду себе и племяннику, но тут же словно забыл об этом и, сложив руки на коленях, вздохнул протяжно.

— А знаешь, дядя Михаил, как я в город прошел? — спросил Никита. — Мужики меня провели. Один-то меня сразу узнал, а страже не выдал. А мог выдать, глядишь — награду получил бы. Нет, дядя Миша, на одной выгоде не проживешь. Честь людям тоже для чего-то дана.

Тут дядя Михаил будто проснулся, вскинулся-, сердито уставясь на племянника.

— Честью попрекаешь? Ишь ты, какой горячий! Нет, Никитушка, об этих делах ты еще молод судить. Нынче в Новгороде согласия нету! А честь — у каждого своя. Многие под великим князем хотят быть. Пойди-ка подними их — такая смута начнется. Вот так-то, сынок, — уже тише, успокаиваясь, продолжал он. — Сейчас самое верное — подождать немного. Пока припечет новгородцев так, что все заедино встанут. А до той поры никому людей не поднять.

— Не поднять, говоришь? — В глазах Никиты загорелось торжество. — Вот и опять твоя неправда, дядя Миша. Такой человек, за которым все пойдут, — есть. Князь Мстислав Мстиславич это.

— Это который? Нашего Мстислава князя сын? Храброго?

— Вот он самый.

Никита в возбуждении вскочил на ноги и принялся расхаживать по горнице.

— Я, дядя Миша, про князя Мстислава давно думаю. Наверно, сам Господь меня надоумил. Голос мне какой-то сказал, да так явственно: вот у кого защиты просить надо! Я, дядя Миша, к нему пойду, к князю Мстиславу. В дружину к нему попрошусь. Уговорю его за Новгород заступиться.