Князь внимательно посмотрел на мечника, который отвернулся, стыдясь своего искаженного плачем лица. Почувствовал, как и его самого что-то толкает в горло. Прав Никита, конечно — прав. Надо спешить.
Не отдавая никакого приказа, Мстислав Мстиславич просто обернулся к дружине, махнул рукой и резко хлестнул коня. Конь, словно только и ждал этого, рванулся вперед. Дружина устремилась вслед за князем вся как один человек. Мстиславу Мстиславичу даже показалось, что в глухом топоте множества копыт по снегу он расслышал общий облегченный вздох.
Через короткое время вдали показался дозор — трое дружинников, высланных утром вперед, на разведку, возвращались. Приблизившись к ним, Мстислав Мстиславич показал рукой, чтобы не останавливались, а присоединялись к быстрому движению отрада и докладывали на ходу. Ехавший рядом с князем Никита посторонился, пропуская старшего дозора — Путяту, которому часто доверялось разведывать, — поближе к Мстиславу Мстиславичу.
— Никого впереди нету, княже! — задыхаясь, прокричал Путята. — Я уж думаю: может, и людей в Новгороде не осталось?
— Как так — не осталось? — сердито рявкнул Мстислав Мстиславич. — Ты думай, что говоришь-то!
— Ей-богу, княже! Ворота незатворенные стоят, а стражи не видно! — Путята говорил непривычно тонким голосом: то ли запыхался, то ли перепуган увиденным. Никита попробовал представить себе никем не охраняемые ворота мертвого города и содрогнулся: не так были бы страшны ворота, на семь запоров закрытые и с многочисленной стражей на стенах, что грозила бы оружием. Словно подтверждая его опасения, Путята крикнул Мстиславу Мстиславичу:
— Я, княже, такого страха и не помню! Что с Новгородом сделали? Убили!
Мстислав Мстиславич больше не отвечал, только еще сильнее стал нахлестывать коня. Замолчал и Путята, стараясь не отставать от князя и вперив взгляд туда, откуда он только что привез страшное известие. Сейчас, среди своих, рядом с князем, ему, конечно, было легче, чем там, возле города перед мертвыми воротами.
Вскоре Мстиславов отряд — все три сотни разъяренных, горящих желанием сражаться воинов — подошел к городу так близко, что все уже могли видеть это печальное и страшное зрелище своими глазами. Мстислав Мстиславич непроизвольно перевел коня на шаг, то же самое сделали остальные. Теперь спешить было некуда, загнать коней среди леденящей душу тишины запустения казалось кощунственным. Ехали шагом, зорко осматриваясь по сторонам, на всякий случай держась за оружие — кто за рукоять меча, кто за сулицу, кто за лук, чтобы быть готовым в любой миг наложить стрелу и ударить. Никита свой меч вытащил из ножен и положил плашмя на правое плечо, левой рукой держа поводья. Ему просто необходимо было сейчас чувствовать тяжесть холодной стали в руке. Чтобы никто из врагов, что встретятся на его пути, не усомнился в его намерениях. А он был намерен карать, и карать беспощадно. Те же чувства, судя по его виду, испытывал и Мстислав Мстиславич, и все его воины.
Когда подъезжали к воротам, между полуоткрытых створов мелькнула какая-то тень и тут же скрылась. Наверное, кто-то из Ярославовой стражи. Но он не сделал попытки закрыть створы или позвать кого-нибудь себе на помощь, увидев приближающееся войско. На всякий случай несколько дружинников спешились и побежали, но, проникнув за ворота, тут же вышли обратно и стали разводить тяжелые створы пошире. Никто им не мешал. Никого не было видно н на стенах. Дружина вошла в город.
Князь Мстислав повернулся к войску.
— Братья! — крикнул он. — Знаю, что многих из вас по домам тянет! Только сначала нам бы на городище наведаться — там есть с кого спросить за родных ваших! Пока вместе держаться будем. За мной!
Без единого возражения дружина потекла за князем — через Славянский конец на торговую сторону, мимо Ярославова дворища к мосту через Волхов, прямо к детинцу.
Никита всматривался в ту сторону, где стоял его дом, но ничего увидеть не мог: далеко было, даже купол Власия, по которому он всегда узнавал свою улицу, не угадывался. Он заставлял себя надеяться на то, что его родные живы. Хотя разум говорил ему о другом. Вид городских улиц, раньше таких оживленных и пестрых, а нынче отданных в полную власть голодной смерти — самой ужасной из всех смертей, — развеивал все надежды. Стоило только взглянуть на скудельницу возле Ярославова двора — наполненную доверху, и сваленную возле целую кучу обглоданных собаками трупов, как возникла твердая и невыносимая страшная уверенность: они здесь, все здесь. Или в другой скудельнице, на своей стороне. Наверняка не одна такая в городе поставлена. Когда проезжали мимо, Никита, сам не зная почему, умоляюще посмотрел на князя Мстислава, желая, чтобы князь как-то успокоил его. Но Мстислав Мстиславич отвернулся. Не хотел встречаться взглядом со своим мечником.
Читать дальше