Александр Филимонов - Приди и помоги. Мстислав Удалой

К полудню все закончилось. Гнаться за уцелевшими разрозненными врагами не имело смысла — победа и так была одержана полная. Мстислав Мстиславич велел трубить на холме общий сбор. Союзное войско начинало собираться под его знамена. Работы впереди предстояло много — обобрать убитых суздальцев, которых валялось на поле неисчислимое множество, потом подобрать своих раненых и убитых да всю неимоверную добычу. Впрочем, ее уже собрали те, кто успел отойти от горячки боя. Пока же князь захотел проведать союзников — поздравить их с победой, вообще убедиться, что они живы. Во время битвы разнесло их далеко друг от друга.

Псковский и смоленский князья вскоре нашлись — они распоряжались возле оставленного неприятелем обоза, делили добычу. Отрывать их от такого важного дела Мстислав Мстиславич не захотел. Он решил пойти поискать князя Константина. Его следовало и поблагодарить, и поздравить особо, он свое обещание сдержал и теперь по праву займет владимирский великокняжеский стол. В сопровождении мечника Никиты и нескольких дружинников поехал князь Мстислав к ростовцам.

Константина он нашел возле дальнего леса. Не увидел — скорее догадался, что тот находится среди своих приближенных, которые, спешившись, держа коней за поводья, стояли, образовывая небольшую плотную толпу, и молчали. Уж не Константина ли они обступили, уж не убитый ли он там лежит, тревожно подумал Мстислав Мстиславич. И хоть пора ему было привыкнуть к смерти в этот страшный день, все же почувствовал, как сжалось сердце: не хотелось, чтобы ростовский князь был убит.

Он не был убит. Заметив подъезжающего князя Мстислава, толпа расступилась — Константин стоял там, сложив руки на груди, отчего-то совсем не веселый. Печальный он был, а на земле, рядом с Константином, сидел, сгорбившись, человек-гора, богатырь Добрыня. На коленях, словно ребенка, он держал мертвого человека, судя по одежде — владимирца, а по тому, что одежда и доспехи на человеке были богатые, — не просто владимирца, а, наверное — боярина, да, пожалуй, из ближних Георгия Всеволодовича. Не понимая, в чем дело — что ж, что мертвый владимирец, хотя бы и знатный — вон их сколько лежит вокруг, и знатных и простых, — Мстислав Мстиславич хотел уже спросить у кого-нибудь потихоньку, но тут великан Добрыня повернул к нему лицо. И стало видно, что он горько плачет — совсем как мальчик.

Георгий Всеволодович убежал с поля боя, бросив все и всех, как только увидел, что братьев нет рядом — ни Ярослава, ни Святослава. То, что Ярослав, ради которого и была затеяна вся эта война, ушел спасаться первым, возмутило великого князя едва ли не больше, чем разгром всего войска и даже собственной княжеской дружины.

С Георгием увязалось несколько человек из тех, кто находился с ним рядом в то время, когда лавина новгородской черни хлынула с холма и пошла сминать и теснить отборную суздальскую и владимирскую конницу — лучших из лучших. Уже порядочно отъехав от места побоища, великий князь опомнился и заметил попутчиков. Пришел в гнев! Хотел было наброситься на них — гнать обратно, пусть умирают! — но, на их счастье, догадались они захватить с собой запасных коней для великого князя. Сменные кони должны были ему понадобиться — а как управишься с ними без помощников? Он махнул рукой и позволил себя сопровождать.

Вспышка гнева вытеснила из головы дурной страх и прояснила ум. А когда шум и вопль проигранной битвы остался далеко позади и перестал быть слышен, вернулась способность размышлять.

Лучше бы она не возвращалась! Чем дальше отъезжал от поля своего позора Георгий Всеволодович, тем отчетливее понимал, какое случилось непоправимое несчастье. Все, все пропало!

Все потеряно в один миг — власть, могущество, сила, слава. Неужели всего этого можно так сразу лишиться? Все это казалось ему неотделимым, принадлежащим навечно. Но вот что получается: достаточно сделать один неверный шаг — и все исчезает, словно ты шел по жизни не как по широкой и прямой дороге, а как по тоненькой жердочке над пропастью.

Теплился в душе лишь крохотный уголек надежды: добраться бы до своего города, до Владимира, а там будет видно. Он еще великий князь! Он не пустит никого в свой город — а потом что-нибудь придумает, все образуется, грозу как-нибудь пронесет мимо. И то, что сейчас леденит сердце, пройдет, забудется, как страшный сон, который снился в детстве.

Никуда не денешься — виноваты в случившемся были многие люди и разные обстоятельства, но самым главным виновником Георгию Всеволодовичу приходилось признавать себя. Константин был прав в споре за отцовский стол, он с самых пеленок был преемником великого князя, готовил себя к Великому княжению. И не только он — вся земля знала: князь Константин станет ею править. И хотела этого. Отнять стол владимирский у старшего брата значило отнять у него основу жизни.