— Гибели нашей искали латинские крестоносцы, — говорил Александр, обращаясь к победителям. — Грозили нам полоном и вечным рабством. Но не славу обрели себе, а позор и побоище. Храбро бились лыцари, велика была их сила, многолюдно войско, а ныне лежит оно в прахе, — Александр простер руку, указывая на поле битвы. — Память о победе нашей останется на вечный страх врагам Руси. Вам, други, слава! Храбрым витязям — новгородцам, суздальцам, псковичам — слава!
— И нам слава, витязь, — пробравшись сквозь плотную толпу воинов к Ивашке, сказал Василий Сухой. — Обнимемся!
— Слава!
Они обнялись. После Ивашко отступил от Васюка и усмехнулся:
— Оставили тебе, Василий, лыцари на плечах буйную голову, знать, придется кому-то из нас целовать мать сыру-землю на Буян-лугу.
— На Буян-лугу не страшен бой, витязь, — улыбнулся и Васюк. — Оборешь — не обижусь, но стоять буду крепко. А нынче к тебе я с вестью.
— Какая весть? О чем?
— Дельце малое. В битве стрельца раненого вынес я из сечи. Слово у него есть к тебе.
— Чьего полка стрелец? Кто он?
— Новгородец будто, а кто и чьего роду — не ведаю. Тяжела рана у отрока, витязь… Копьем колот. Хочешь видеть — поспеши!
На берегу, недалеко от места, где ждали битвы секирники, лежит раненый воин. Закутан он в овчинный тулуп. Раненый неподвижен, ни слова от него не слышно, ни стона. Неподалеку Лукмашка и Емеля. Они наломали гору сухих веток и пытаются разжечь костер.
— Вот он, — Сухой показал Ивашке на тулуп. — Погляди, может, признаешь.
Ивашко склонился над раненым. Сердце в груди билось так сильно, что он не сразу решился откинуть полу тулупа, закрывавшую лицо.
Костер запылал. На пути Ивашко не спросил у Басюка, куда ранен стрелец, и теперь осторожно, чтобы не причинить боли воину, отодвинул полу тулупа. Увидев стрельца, Ивашко забыл обо всем, что пережил только что, перестрадал что и передумал.
— Олёнушка! — воскликнул он и отшатнулся, испугавшись своего голоса. — Олёнушка! — повторил тише. — Отзовись! Открой очи!
Олёнушка лежала неподвижно. Слышит ли она? Опустившись на колени, Ивашко смотрел на ее лицо — побледневшее и осунувшееся.
— Олёнушка, — шептали его губы. — Почто не открылась мне, зачем таилась?
Он склонился над ней. Губы его горячим поцелуем прижались к ее лбу.
Горе Ивашки тронуло секирников. Басюк Сухой сидел у костра и, ломая сухие ветки, подбрасывал их в огонь. Он смотрел, как вспыхивающее пламя тянулось вверх, напоминая что-то давнее, полузабытое, но близкое и родное сердцу. Лукмашка распахнул тегилей, оторвал от рубахи тряпицу и, смыв снегом запекшуюся на руке кровь, сосредоточенно перевязывал зиявшую на ладони глубокую ссадину. В бою с латниками он схватился рукой за вражеский меч; хотя и одолел врага, но и свою кровь увидел. Емеля оказался ближе к Ивашке. Он, не мигая, удивленным взором смотрел в лицо девушки. Это лицо напомнило ему погост на Маяте, Горыньку, стоявшую у дороги, когда вотчинные стражи вели его в острожек к Душильцу. «О чем лила слезы Горынька? — снова и снова спрашивал себя Емеля. — О чем?»
Лежавшая до того неподвижно Олёнушка шевельнулась. Она приподняла руку, словно бы желая опереться на нее, и открыла глаза.
— Ивашко! — прошептали губы. — Ты?
— Я… Я это! Слышишь меня?
— Да. Не чаяла так-то встретить… Видела тебя в войске, ждала — узнаешь… Татку злодей замучил…
— Нет, жив Данила, вызволили его, — Ивашко заговорил быстро-быстро, не сводя глаз с лица девушки.
— Жив татко? — повторила она. — Правду молвил?
— В княжем городке в Шелони Данила…
— И я буду жить. Ах, Ивашко, как хочется жить! Не оставляй меня! Возьми с собой!.. Любишь?
— Люблю! — стараясь вложить в это слово все чувства свои, сказал Ивашко. — Жизни ты мне дороже, и счастья без тебя нет.
— Рада я… Верю тебе, Ивашко. Вот и боли нет, раны не чую. Встану сейчас.
— Нет, Олёнушка, не тревожь себя, — остановил ее Ивашко. — Придет время — встанешь, а теперь-то…
Осторожно, точно боясь уронить драгоценную ношу, Ивашко поднял девушку. Она улыбнулась, положила руку на его плечо и закрыла глаза.
Вдали, — над озером; ярко-ярко пылал закат. В наступивших сумерках, на холме, у опушки бора, освещенный алым пламенем зари, золотился над полем победный стяг войска русского.
После длительного и трудного путешествия в Каракорум [52] Каракорум — город, основанный в 1220 году Чингинсханом В XIII веке был столицей государства монголов и местопребыванием великого хана. Развалины Каракорума находятся в верхнем течении реки Орхона, в Монгольской Народной Республике.
князь Александр Ярославич возвращался к себе в Новгород. В Каракорум выехал он еще весной вместе с братом Андреем, а теперь наступила осень. По разбитым и набухшим грязью дорогам княжий поезд тащился медленно, с частыми остановками и задержками на переправах через реки и топкие болотища.
Читать дальше