Антон Хижняк - Даниил Галицкий

— Пять монахов приехали, все допытываются, скоро ли у нас латынщина будет, и про Папу рассказывают. Один говорит, что он у Папы во дворце дважды был.

Все придвинулись ближе. Мефодий спросил:

— Самого Папу видел?

— Молвит, что видел. Их десять монахов под стенами стояли, свечки держали. К Папе тогда король какой-то приезжал. И все кардиналы, как войдут в светлицу, где на троне Папа сидит, трижды на колени перед ним падают. А как доползут к нему, так надо целовать Папе руку или ногу. Кардиналы целуют правую руку около застежки мантии, епископы к колену припадают, а король должен и руку и ногу целовать.

Мефодий трижды плюнул.

— В ногу целовать? Так Папа хочет, чтоб и русские целовали его постолы?

— Хотел Папа, да не вышло. Уж лучше пусть Папа моего коня в хвост поцелует… А налей-ка еще, — разошелся Теодосий. — Что-то не распробовал, вкусный ли у тебя мед.

Может, Теодосий еще попробовал бы меду Мефодия, да прибежал слуга — завтрак надобно подавать папским людям, старшой уже ждет Теодосия.

— Хитрый монах! — захохотал Теодосий. — Пить им нельзя, закон, мол, не дозволяет, так он идет вдвоем со мной, говорит — молитву сотворить, а сам к меду прилипает как муха. Вчера три корца высосал. Вот и теперь ждет, не хочет без меда завтракать.

Слуга два раза подсаживал Теодосия — тот никак не мог попасть в седло и все ругал татарина, который рубанул его по правой руке.

В гриднице у Даниила сидел дворский Андрей.

— Где же он, посол? — спросил Даниил.

— Теодосий завтракать повел.

— Коль с Теодосием пошел, то без меду не обойдется.

— А Теодосий невиновен. Он мне вчера рассказывал, как монах к нему приставал и просил меду тайком, чтобы его спутники не увидели.

— Хитрецы! Все на хитростях! На словах — пить нельзя, а за спиной пьют.

— Еще говорил Теодосий, что монах шепнул ему, будто Папа поход против нас объявляет.

Даниил прищурил глаза.

— Монах шепнул? Значит, пугать надумали. Услышим, скажет ли мне про то посланец… Папа сам нас боится, хоть и молвят, что Папа Александр более лютый, чем Иннокентий.

В дверь заглянул Любосвет.

— Заходи. Не видел папского посла?

— С Теодосием пошел.

Но папский посланец не задержался. Он выпил сегодня лишь один корец. Теодосий довел его до княжеского терема и приказал слуге оповестить князя.

Даниил сидел в княжеском кресле с высокой спинкой, а Андрей и Любосвет по бокам. Монах был одет в праздничную рясу, в руках держал папскую буллу. Не дойдя пяти шагов до князя, поклонился. Его маленькие глазки мигали под тяжелыми веками. От выпитого меда лицо его покраснело; Теодосий нарочно дал ему самого крепкого меда, «дикого», как он говорил.

— Королю русскому кланяется посол святейшего Папы.

Даниил кивнул головой.

Монах развернул пергамент и начал торжественно читать высоким голоском.

Даниил слушал, закрыв глаза. Монах читал не спеша. После обычных приветствий Папа в своей булле перешел к угрозам. Он напоминал о том, что, приняв корону, Даниил не хотел покоряться Папе. Папа милостиво простит все это Даниилу, если он будет повиноваться Римской церкви. Если же нет, то Папа проклянет его властью, данной ему от всемогущего Бога.

— «Дошло до нашего слуха, не без печали сердца нашего, — старательно вычитывал монах, не поднимая от пергамента головы, — что ты неблагодарен за великую благодать, не помня о добродетельстве Церкви нашей, пренебрегая слова послушания и сохранения веры, не выполнил обещания своего на безопасность твоей души, кривду самой веры, гордыню вышеупомянутой Церкви и образа Иисуса Христа.

Поэтому, желая перед тобой апостольскими напоминаниями на том настаивать и привязывать тебе отеческими предостережениями к правде, которая есть у Христа, и надеясь, что ты признаешь тяжкую вину против Бога и его Церкви, достойно раскаешься и пожелаешь искупить свой грех — считаем необходимым напомнить тебе, с какой ревностью, с каким тщанием заботился апостольский престол, чтобы тебя возвысить, думая, что не Церковь, но самого себя обманываешь, пагубно не сдерживая своего обещания. Уповаем, что ты не замедлишь отречься от пути, которым грядешь, и постараешься вернуться к словам своим, таким, которые мы, услыхав про славные дела твои, преисполнены великой радости, тебе в ознаменование твоих заслуг с большим чувством подали сосцы той же Церкви, которые ты сосал, принимая благо ласк… Дано в Латеране, тринадцатого февраля, третьего года нашего понтификата»! — визгливо выкрикнул в заключение монах и, свернув пергамент, передал его Даниилу.