Проспер Мериме - Варфоломеевская ночь

В его тоне слышалась угроза. Колиньи не понял или пренебрег намеком на убийство герцога Франсуа де Гиза, которое ненависть католиков приписывала ему. Больше того: черты его приняли спокойную неподвижность.

— Господин де Мержи, — произнес он холодно и пренебрежительно, — человек, отступивший от своей религии, лишается права говорить о своей чести, так как никто ему не поверит.

Лицо капитана побагровело, затем через минуту покрылось смертельной бледностью. Он отступил шага на два, как будто для того, чтобы не поддаться искушению ударить старика.

— Сударь, — воскликнул он, — ваш возраст и ваш чин позволяют вам безнаказанно оскорблять бедного дворянина в том, что для него драгоценнее всего! Но, умоляю вас, прикажите кому-нибудь из ваших приближенных или нескольким из них подтвердить произнесенные вами слова. Клянусь, я так их вобью им в глотку, что они подавятся.

— Конечно, так поступают заправские дуэлянты. Я не следую их обычаю и прогоняю от себя приближенных, которые им подражают.

С этими словами он повернулся спиной к посетителю. Капитан с яростью в душе вышел из дворца Шатильона, вскочил на лошадь и, словно для облегчения своего бешенства, пустил бедное животное сумасшедшим галопом, бороздя шпорами его бока. В бурной своей скачке он чуть не передавил множество мирных прохожих, и счастье его еще, что по дороге не встретилось ни одного заправского дуэлянта, потому что при таком настроении, какое им владело, он несомненно, придрался бы к любому случаю, чтобы пустить в ход шпагу.

Около Венсена его волнение начало успокаиваться. Он повернул обратно к Парижу свою окровавленную и запаренную лошадь.

— Бедный дружок, — сказал он с горькой усмешкой, я на тебе вымещаю нанесенное мне оскорбление!

И, потрепав по шее свою невинную жертву, он шагом доехал до дома, где находился брат. Ему он просто сообщил, что адмирал отказался хлопотать за него, опуская подробности их разговора.

Но через несколько минут вошел Бевиль, который прямо бросился на шею Мержи со словами:

— Поздравляю вас, мой дорогой: вот вам помилование. Вы получили его благодаря ходатайству королевы.

Мержи выказал меньше удивления, чем его брат. В глубине души он эту милость приписывал даме в вуали, то есть графине де Тюржи.

Мержи снова поселился у брата. Он снова появился при дворе, чтобы поблагодарить королеву. Придя в Лувр, он заметил, что, до некоторой степени, унаследовал славу Коменжа. Люди, которых он знал только в лицо, почтительно кланялись ему, как близкие знакомые. Мужчины, говоря с ним, плохо скрывали зависть под внешностью предупредительной вежливости, а дамы наводили на него лорнеты и делали ему авансы, так как репутация опасного дуэлянта в те времена была самым верным способом тронуть их сердца. Три-четыре человека, убитых на поединке, могли заменить красоту, богатство и ум Одним словом, когда герой наш появился в Луврской галерее, он услышал, как вокруг поднялся шепот: «Вот молодой Мержи, убивший Коменжа», «Как он молод! Как строен!», «Он очень хорош с виду!», «Как браво у него закручен ус!», «Кто его возлюбленная?»

Но Мержи тщетно старался разыскать в толпе голубые глаза и черные брови госпожи де Тюржи. Он даже сделал ей визит, но ему сообщили, что вскоре после смерти Коменжа она уехала в одно из своих поместий, отстоявшее на двадцать лье от Парижа. Если верить злым языкам, скорбь, причиненная ей смертью Коменжа, заставила ее искать уединения, где бы она без помехи могла предаваться дурному настроению.

Однажды утром, когда капитан в ожидании завтрака лежал на диване и читал «Преужасную жизнь Пантагрюэля» , а брат его под надзором сеньора Уберто Винибелла брал урок на гитаре, лакей доложил Бернару, что в нижней зале его дожидается какая-то старая женщина, опрятно одетая, которая с таинственным видом добивается разговора с ним. Он сейчас же сошел вниз и получил из высохших рук какой-то старухи, которая не была ни Мартой, ни Камиллой, письмо, распространявшее сладкий запах; оно было перевязано золотой ниткой и запечатано широкой печатью из зеленого воска, на которой вместо герба изображен был только амур, приложивший палец к губам, и стоял кастильский девиз: «Callad» [46] «Молчите». .

Он распечатал письмо и увидел всего лишь одну строчку по-испански, которую насилу понял: «Esta noche una dama espera a V. М.» [47] «Сегодня вечером вас ждет одна дама». .

— От кого это письмо? — спросил он у старухи.