Проспер Мериме - Варфоломеевская ночь

И Мария Тушэ рассказала ему, что случилось в этот день у нее в доме. Королевский мясник сразу понял, что приходил Серлабу, и уверил Марию, что ей нечего опасаться.

— Я поклялся быть вашей верной собакой, — сказал он. — Пока я жив, никто из моих не будет иметь права покуситься безнаказанно на вашу жизнь.

Это несколько успокоило Марию Тушэ.

— Я полагаюсь на тебя.

— Но сведения, которые вы достали, очень неопределенны.

Наступила ночь, и Моревель зажег лампу. Слышно было, как шел дождь.

Вдруг какой-то низенький человечек прыгнул на камень, под навес окна, укрываясь от дождя.

Это был горбун Клопинэ.

Слух его был поражен красивым голосом Марии Тушэ. Любопытный, как парижский уличный мальчишка, он спрятался и принялся слушать.

Мария Тушэ говорила вполголоса:

— Я напала на след. С помощью сыщиков я узнала, что на Сент-Женевьевской горе живет сирота, возраста моего сына… Я надеялась увидеть его у Жилля Гобелена, красильщика, но не смогла отыскать.

— Но как же вы сможете узнать своего сына? Ведь прошло столько лет! Он ведь так вырос!

— У него на левом плече шрам от царапины.

«Она обезумела!» — подумал Моревель.

— Завтра, — докончила Мария Тушэ, — я буду ждать тебя у себя дома… Не забудь…

Мария Тушэ надела маску и собиралась выйти. Но у двери вдруг обернулась и, рассказав Моревелю о встрече с своим отцом, спросила, знает ли тот о ее присутствии в Париже.

Мясник короля дал какой-то неопределенный ответ и обещал, что завтра, когда придет к ней, все разъяснит.

Когда Моревель остался один, его охватило лихорадочное нетерпение — он ждал ненавистного жениха Алисы, Этьенна.

Наконец в дверь постучали. Поставив лампу в самый отдаленный угол, так чтобы комната была почти темна, Моревель пошел отпереть дверь.

Это действительно был Этьенн Ферран.

После расспросов, в тот ли дом он пришел, Этьенн спросил Моревеля, тот ли он господин, который может рассказать о его родных.

— Я только слуга этого господина, — отвечал Моревель. — Мой господин вас ждет в другой комнате.

И Моревель указал на дверь смежной комнаты.

Этьенн Ферран отворил ее, но тотчас же отступил назад.

Перед ним расстилался густой мрак. Он понял, что попал в засаду.

Раздался хохот. Этьенн бросился на Моревеля, но тот уже успел прицелиться из мушкета, и пуля попала молодому человеку в голову. Этьенн упал. Тогда Моревель перетащил тело жертвы в темную комнату и, нажав пружину, сказал:

— Прощай, прекрасный певец любви! Теперь я примусь за твою горлицу.

Тело Этьенна исчезло под опустившейся дверью, сообщавшейся с Сеной.

Перрен Модюи, известный в квартале Сен-Марсельском как сен-медарский звонарь, жил в маленьком домике, смежном с церковью, колокола которой находились в его распоряжении.

В доме было только одно нижнее жилье, но комнаты удобно расположены для него самого, дочери Алисы и старой и верной Жермены.

Перрену Модюи нетрудно было попасть из дома на колокольню, стоило только пройти из комнаты по крытой и длинной галерее. Церковное начальство велело выстроить эту галерею, чтобы избавить от излишней ходьбы звонаря, ноги которого уже не имели силы молодости.

На другой день после того, как Моревель бросил Этьенна в реку, в низкой комнате, служившей столовой, Жермена шила ризу, которую хотела поднести аббату в день его именин. Давно уже звон на колокольне Сен-Медарской возвестил жителям предместья, что настал полдень. Алиса задумчиво перелистывала книгу.

— Мне кажется, что в дверь постучались, — сказала Алиса.

— Я не слышала, — ответила Жермена, не поднимая головы.

— Время уходит, а батюшка не возвращается! Он обыкновенно так долго не остается на колокольне.

— Он привязывает новую веревку к большому колоколу.

— Все-таки мне не нравится, что батюшка не дома в такое беспокойное время.

«Бедное дитя! — подумала Жермена. — Если бы она знала, что один злой человек хотел лишить места нашего звонаря!»

— Жермена, я озябла.

— Озябла! В августе… при таком солнце!

Алиса встала и начала ходить по комнате.

— Вы, однако, не больны, Алиса? — с беспокойством спросила Жермена.

— Нет, мне только неприятно; батюшки нет…

— И вы напрасно ждали вчера вечером Этьенна Феррана, не правда ли?

— Жермена!

Старушка ласково ее обняла.

— Полно, полно. Мне вы можете в этом признаться; я вас люблю так же, как ваша покойная матушка… Ведь я кормила вас своим молоком!.. Да, дитя мое, вы беспокоитесь, потому что Этьенн первый раз не пришел вчера по своему обыкновению… Вы улыбаетесь… я угадала…