Проспер Мериме - Варфоломеевская ночь

— Месье Ан де Кайлю, друг вашего родственника, — отвечал я.

— В самом деле, — сказал он, — я благодарю вас от глубины сердца.

И мы крепко обнялись.

— Но я не мог бы многого сделать в вашу пользу, без этого кольца, — отвечал я со скромностью.

— И значение этого кольца заключается…

— Я… я право и сам не знаю!.. — должен был я сознаться, совершенно забыв одно из предостережений моей дамы. — Я знаю только, что мне дала его мадам д’О и что действие его превзошло все, что она мне о нем говорила.

— Кто дал его вам? — спросил он и при этом так крепко схватил меня за руку, что я даже почувствовал боль.

— Мадам д’О, — повторил я. Теперь уже было поздно запираться.

— Эта женщина! — сказал он полным ужаса шепотом. — Да возможно ли это? Она дала вам его?

Для меня было совершенно непонятно то удивление и негодование, которое слышалось в его голосе. Мне показалось даже, что он как будто отшатнулся от меня.

— Да, месье де Паван, — отвечал я несколько обескураженно. — Это возможно, потому что это правда, и кроме того, я не думаю, что вы стали бы выражаться так об этой даме, если бы знали все; чрез нее только ваша бедная жена была освобождена из того места, где ее задерживали, и была доставлена благополучно домой!

— А! — воскликнул он в волнении. — Где же была моя жена?

— В доме Мирпуа, перчаточника, на улице Платриер. Знаете ли вы его? Знаете. Ну так ее держали там пленницей, пока мы не содействовали ее освобождению, с час тому назад.

Он и теперь, по-видимому, не вполне понял меня. Я не мог видеть его лицо; но в голосе его звучало сомнение и изумление.

— Мирпуа, перчаточник, — проговорил он шепотом. — Это честный человек, хотя и католик. Ее задержали там! Кто же ее задержал?

— Кажется, в основании всего этого была настоятельница Урсулинок, — воскликнул я, сгорая от нетерпения. Допрос его был несвоевременен; время уходило. — Мадам д’О узнала, где ее скрывали, — продолжал я, — и доставила ее домой, а меня послала за вами, услышав, что вы были на той стороне. Вот вкратце все, что я могу рассказать.

— И эта женщина послала вас за мною? — повторил он опять.

— Да, месье де Паван, — отвечал я с раздражением.

— В таком случае, — произнес он медленно и с видом глубокого убеждения, сильно на меня подействовавшего, — для меня устроена западня! Это самая ужасная, самая жестокая, самая низкая женщина в мире! Если она послала вас, то с целью устроить для меня западню! Моя жена уже попалась в нее! Бог помоги ей… а также и мне!..

Если бы мы были не одни, я сказал бы месье де Павану, что он лжет, и обнажил бы мою шпагу. Но я ничего не сделал, только стоял, как окаменелый, в ожидании, что он скажет далее.

— Она сестра моей жены, — продолжал он суровым голосом. — Но защищать ее только поэтому? Если бы вы пожили хоть месяц при дворе, месье де Кайлю, то убедились бы сами, что всякая такая защита бесполезна. Она известна не менее мадам де Сов. И как ни тяжело мне это говорить… я убежден в этом, хотя моя жена и не верит, что первое желание мадам д’О отделаться от своей сестры и от меня также… чтобы захватить наследство Маделены! Недаром я вчера испытывал такой ужас, когда моя жена не возвращалась домой, — прибавил он.

— Но в этом, по крайней мере, вы несправедливы к мадам д’О! — воскликнул я, содрогнувшись при таком обвинении, которое на меня особенно действовало в темноте ночи. — Вы без сомнения несправедливы к ней! Как вам не стыдно, месье де Паван!

Он приблизился ко мне и, положив руку мне на плечо, заглянул в мое лицо.

— Видели вы с ней монаха? — спросил он медленно..

Я отвечал утвердительно, и дрожь пробежала по всему моему телу. Я рассказал ему, какое участие принимал монах в этом деле.

— В таком случае, я прав, — добавил Паван. — Для меня устроена западня. Настоятельница Урсулинок! Похищение моей жены? Да она самый близкий ее друг. Это невозможно. Она скорее спасла бы ее от опасности… хм! постойте минуту.

Я дожидался в ужасе новых открытий. Наконец, он пробормотал, видимо сдерживая себя.

— Может это быть? Не знала ли настоятельница об опасности, грозившей нам всем, и не хотела ли она укрыть Маделену? Мне думается…

И я думал также; мысли воспламеняются, как порох, от самой ничтожной искры. Этих нескольких слов было достаточно, чтобы пробудить целый взрыв новых идей в моем мозгу, так что на момент я стоял как ослепленный и весь затрясся от охватившего меня ужаса. Когда я несколько успокоился, мне представилась возможность такого злодейства, которого я никак не мог подозревать. Мне припомнились сопротивление Мирпуа и горячая настойчивость монаха. Я припомнил то суровое предостережение, которое Безер (и как странно это было с его стороны!) сделал мадам де Паван, когда он сказал, что для нее будет лучше оставаться в этом месте. Я припомнил замеченное мною оживление на улицах, безмолвные группы, спешившие в разных направлениях, признаки близкой борьбы… И какой контраст все это представляло с тишиной и видимой безопасностью дома Мирпуа. Я быстро спросил Павана, в котором часу он был арестован.