Проспер Мериме - Варфоломеевская ночь

При этих словах мы свернули в какую-то узкую улицу близ реки и могли разглядеть находившуюся неподалеку темную массу построек, которая, по словам Бюре, и была Лувром, жилищем короля. Из этой улицы мы повернули в короткий проулок и тут Бюре остановил свою лошадь и громко постучался в тяжелые ворота одного из домов. Было так темно, что, когда ворота открылись и мы въехали во внутренний двор, то могли разглядеть только высокий дом с крутою крышею, которая резко выдавалась на бледно-голубом небе и группу людей и лошадей в одном из углов двора. Бюре ничего не сказал им, но, когда мы слезли с лошадей, указал нам слугу, который должен был проводить нас к месье де Павану.

При мысли, что наше длинное путешествие кончилось и что мы вовремя успеем предупредить Луи о грозившей ему опасности, мы позабыли все наши мучения и усталость. Веселые, бросив повода Жану, мы побежали по лестнице за слугой.

Ура! Дело было сделано, наконец.

Дом, в то время как мы проходили по длинному коридору и подымались по лестнице, показался нам полным народу. Мы слышали голоса и не раз могли различить бряцанье оружия. Но проводник наш, ни разу не останавливаясь, привел нас в небольшую комнату, освещенную висячей лампой.

— Я извещу месье де Павана о вашем приезде, — сказал он почтительно и скрылся за тяжелой занавесью. При этом из-за нее до нас долетел шум разговора и звон стеклянной посуды.

— У него, вероятно, ужинают гости, — сказал я, чувствуя некоторое волнение. Я старался смахнуть хлыстом пыль с моих сапог; я помнил, что мы теперь были в Пар иже.

— Он будет поражен, увидев нас, — сказал Круазет, засмеявшись, хотя, видимо, также испытывал некоторое волнение. Итак, мы стояли в ожидании нашего хозяина.

Минута проходила за минутой и я раздумывал, — вероятно, под впечатлением только что виденной нами блестящей кавалькады, окажется ли месье де Паван в Париже таким же, каким он был в Кайлю и будет ли придворный кавалер также ласков с нами. Я все еще оставался в раздумьи и не мог решить занимавший меня вопрос, когда кто-то раздвинул тяжелую занавесь. У дверей стоял, улыбаясь, громадного роста человек в великолепном черном костюме, с большим белым воротником и маленькою собачкой на руках. Собачка залаяла на нас.

Это не был наш старый друг Луи де Паван!

Это был наш недруг!

На пороге комнаты стоял Видам де Безер.

— Добро пожаловать, господа, — сказал он, улыбаясь, и никогда еще не была так заметна косина в его глазах. — Добро пожаловать в Париж, месье Ан!

Некоторое время продолжалось молчание. Мы устремили на него негодующий взгляд, а он нам улыбался, он заигрывал с нами как заигрывает иногда кошка.

Круазет рассказывал мне потом, что он готов был умереть от огорчения, от стыда и досады, что мы были так одурачены.

Между тем я не в состоянии был понять наше положение, я никак не мог представить себе, чтобы дом, где я находился, не принадлежал Луи де Павану.

Я смутно подозревал, что Безер убил его и завладел его домом.

Под первым впечатлением, я бросился к Видаму, схватил его за руку и закричал не своим голосом:

— Что вы сделали с месье де Паваном?

— Пока… ничего, — отвечал он спокойно, взглянув мне в лицо и показывая при этом свои белые, острые зубы. И стряхнул меня, как котенка.

— Как же вы тогда попали сюда?

Он взглянул на Круазета и пожал плечами, как будто дивясь неразумию избалованного ребенка.

— Месье Ан, кажется, не понимает, — продолжал он насмешливо-вежливым тоном, — что я имею честь приветствовать его в отеле Безер, на улице Платриер.

— Отель Безер! Улица Платриер! — воскликнул я, совершенно растерявшись. — Но Блез Бюре сказал нам, что это улица Сент-Антуан.

— А! — отвечал он с расстановкой, как будто не сразу понимая. — А! Теперь я вижу в чем дело! — и он злобно улыбнулся. — Так вы познакомились с Блез Бюре, моим достойным конюшим! С почтенным Блезом! Теперь я все понимаю. И вы думали, щенки, — продолжал он, внезапно переменив тон и гневно посмотрев на нас, — тягаться со мною! Со мною — безмозглые! Как будто безерского волка можно затравить, как зайца! Ну, так слушайте же и я расскажу, что вас ожидает. Вы теперь находитесь в моем доме и совершенно в моей власти. У меня тут до сорока человек, которые глазом не моргнут и по моему приказанию перережут горло грудным младенцам! Эта работа будет им даже по вкусу!

Он хотел еще продолжать, но я не дал ему. Сознание, что мы одурачены и его торжество привели меня в такую ярость, что я закричал, совершенно не помня себя: