Проспер Мериме - Варфоломеевская ночь

Они только кивнули головой в знак согласия.

Мы задумали большое дело: отправиться в незнакомый нам Париж, разыскать там месье де Павана и предупредить его о грозившей опасности. Мы должны были спешить. Если бы мы доехали в Париж ранее Безера или даже вместе с ним в первые сутки, то мы успели бы предупредить Павана. Нашею первою мыслью было взять с собой сколь можно более народа и при первом удобном случае напасть на Безера, чтобы убить его. Но люди, оставленные виконтом с нами в замке, далеко не отличались храбростью.

У Безера же была подобрана шайка отчаянных швейцарских кондотьеров, готовых на все, подобно своему хозяину. Поэтому мы решили, в конце концов, что будет благоразумнее ограничиться только предупреждением Павана и, в случае надобности, защищаться вместе с ним против общего врага.

Мы могли бы еще отправить посланца. Но все наши слуги, за исключением Жиля, слишком старого, чтобы вынести такое путешествие, не имели никакого понятия о Париже. Да и никому из них нельзя было доверить такое серьезное поручение. Мы подумали было о посланце Павана, но он был уроженец Рошеля и никогда не бывал в столице; так что нам ничего не оставалось, как ехать самим.

Мы задумывали опасное предприятие, и нам делалось страшно. Но мы были молоды и к чувству страха примешивалась известная доля приятного возбуждения. Мы пускались теперь в опасное предприятие, подобно древним странствующим рыцарям, и нам представлялся случай заслужить наши шпоры. Нам предстояло увидеть большой свет и разыграть роль взрослых людей! Мы спасали своего друга и делали счастливой девушку, которой поклонялись.

Мы сделали все нужные распоряжения; но ничего не сказали Катерине или мадам Клод, поручив Жилю сообщить им обо всем, только после нашего отъезда. Мы позаботились, чтобы о нашей поездке немедленно дали знать виконту в Байону и внушили Жилю, чтобы до нашего возвращения ворота были всегда заперты и чтобы он строго следил за кухонным спуском. Только после всего этого, мы легли, но от волнения долго не могли сомкнуть глаз.

— Ан! Ан! — сказал Круазет, подымаясь на локтях, часа через три после того, Как мы улеглись, — как ты думаешь, что подразумевал Видам, когда он говорил сегодня утром о сроке в десять дней?

— Какие десять дней? — спросил я сердито. Я только что начинал засыпать.

— Он говорил, что через десять дней все увидят, чья истинная вера.

— Право, я не знаю. Ради Бога, не мешай мне спать, — отвечал я.

Круазет выводил меня из терпения своей болтовней, когда у нас на уме было такое серьезное дело.

Солнце еще не поднялось над холмами, когда мы были уже в конце долины и, приготовляясь к подъему, придержали лошадей, бросив последний взгляд на Кайлю, на эти серые нагроможденные друг на друга постройки маленького городка с подымающимися над ними башнями.

Нам предстояло серьезное предприятие, а времена были опасные.

Но юность и свежий утренний воздух скоро разгоняют заботы; выбравшись на возвышенность, мы весело скакали то через широкие, прогалины в редком дубовом лесу, где все деревья были наклонены в одну сторону; то по голым равнинам, где разгуливал ветер; иногда мы спускались на дно мелового оврага, где в густой листве папоротника журчал ручеек и ютилась среди зелени одинокая ферма.

После четырехчасовой езды мы увидели перед собой при повороте реки, Кагор. Проскакав по Валандрскому мосту, перекинутому здесь через Ло, мы остановились у постоялого двора на городской площади, где обыкновенно останавливался наш дядя. Тут мы заказали себе завтрак и объявили с гордостью хозяину, что едем в Париж.

Наш хозяин всплеснул при этом руками:

— Экое горе! — воскликнул он с сожалением. — Будь вы здесь вчера, вы могли бы продолжать путь вместе с Видамом де Безер! И… простите ваши сиятельства… вас немного, а дороги теперь похвалить нельзя!

— Но с Видамом было только шесть человек! — отвечал я небрежно.

Хозяин покачал головою.

— О, месье Видам знает свет! Он не попадет впросак! Один из его людей шепнул мне, что к ним присоединятся еще двадцать бравых молодцов в Шатору. Говорят, что война кончилась, но… — и добрый человек при этом пожал плечами и бросил выразительный взгляд на несколько превосходных окороков, коптившихся в устье громадного камина. — Но, конечно, вашим сиятельствам все это известно лучше меня, — прибавил он скороговоркой. — Я маленький человек и я только желаю жить в мире с моими соседями, все равно куда бы они не ходили — к обедне или на проповедь.