Кемаль Тахир - Глубокое ущелье

— Вы останетесь, не правда ли, святой отец? — молила Лия.— Не побрезгаете нами, грешниками, не пройдете мимо. Освятите наш дом! Да наполнятся его амбары!

— Не говори «наш дом»! Ибо сказано: «У лисицы есть нора, у птицы в небе — гнездо. Только сыну человеческому негде головы преклонить».

Делая вид, будто не замечает скачущего к караван-сараю всадника, он снял с плеча тяжелую торбу, передал ее Мавро и вошел во двор.

Тюркский сотник Уранха глядел на Лию, державшую стремя, как с высокой горы. Лошадь у него была рослая, да и сам он был на редкость долговязый и худой. Сидя на своем высоченном коне, он едва не касался ногами земли. Длинное копье с треугольным флажком придавало его неуклюжей фигуре еще более нелепый вид.

— Пожалуйте, славный господин мой! Вы осчастливили наш бедный очаг.

— Перестань болтать, женщина! Это караван-сарай «Безлюдный»? Рыцарь Нотиус Гладиус, благородный из благородных, оказал вам честь?

Нотиус Гладиус, стоявший у ограды, расхохотался. Уранха поднял голову.

— Вы здесь, уважаемый рыцарь? Привет вам от Уранхи!

— Не тяни, кебаб остынет. Да и вино вот-вот кончится.

— Ну, нет, не кончится, не то я раздавлю эту груду камней да покидаю в пропасть.

— Потише! Сегодня здесь ночует целое стадо дервишей да свитой монах. Душа каждого из них давно уже с богом беседует в райских кущах. Гляди, нарвешься!

Мавро и Лия помогли закованному в латы долговязому воину слезть с коня. При каждом его движении раздавался звон железа и стук костей. Уранха был так сух, что Мавро казалось: стоит поднести к нему зажженную лучину, и он вспыхнет, как факел. Протянув рыцарю копье, Уранха сказал:

— Наш флаг должен быть всегда впереди.

Рыцарь взял копье.

— Эй, Мавро! Я ведь сказал тебе, с почтенным сотником Уранхой шутки плохи. Хорошенько следи за его конем)

— Пусть не волнуется.

— А чего мне волноваться? — Уранха раскатисто захохотал.— Уши-то не мне отрежут.

— Слышишь, Мавро? Не угодишь ему — уши обрежет, так что гляди в оба...

Они вошли во двор. Рыцарь быстро обернулся и лицом к лицу столкнулся с монахом Бенито.

— Черт побери! В который раз сегодня зазевался,— тихо чертыхнулся Нотиус.

— Помилуйте, рыцарь!

— Это я не тебе, себе говорю.— Оглянувшись на дверь, он понизил голос.— Ну как?

— Все в порядке.— Монах тоже понизил голос.— Согласились.

— Задаток?

— Получен.— Когда Мавро вышел на террасу, он, слегка наклонив голову, представился рыцарю: — Грешный раб божий, генуэзский монах Бенито! Да будет с вами благословение господа, мой рыцарь. Аминь!

— Считаю за честь, святой отец. Ваш сын Нотиус Гладиус из ордена Святого Иоанна! Пожалуйте к нашему скромному столу, осчастливьте своим присутствием!

— С благословения господа нашего Иисуса на небесах да будет ваш стол изобилен. Приятного вам аппетита и счастья!

Рыцарь представил монаху тюркского сотника и отослал Мавро за кебабом. Когда Мавро убежал, он шепотом спросил Уранху:

— За сколько договорились?

— Пятьсот венецианских золотых за голову...

— Вот дьявол! Надул тебя Чудароглу! Разве не говорил властитель Инегёля, что самый паршивый боевой конь Эртогрула стоит полторы тысячи?

— Чудар и четырехсот не дал бы, да из уважения к отцу нашему Бенито согласился на пятьсот... Немало я монгольских грабителей видел, но такого мерзавца, как Чудароглу, встречать не приходилось. И всем разбойникам-то он падишах! И любому тавризскому купцу скупердяю сто очков вперед даст... И такого бесстыдника властитель наш Николас над своими крестьянами поставил! Самому подлецом надо быть, чтобы такое выдумать, видит бог...

Уранха снял шлем. Жесткие и прямые, как плети, волосы рассыпались по плечам.

Узкая борода еще больше удлиняла его лошадиное лицо, щеки ввалились, скулы, казалось, вот-вот прорвут кожу. Острые плечи, локти и колени не мог скрыть даже панцирь. В голых, без ресниц, глазах, которые он редко отрывал от пола, вспыхивали хитрые искорки, что, однако, нисколько не снимало застывшего на его лице выражения скотской тупости. Громкий и неуместный смех, которым он то и дело разражался, свидетельствовал еще и о крайней неуравновешенности.

Мавро принес дымящийся кебаб, и монах Бенито приступил к молитве. Остальные слушали его, почтительно склонив головы.

Гости засиделись допоздна, пили вино, говорили шепотом, как заговорщики. Место, где был расположен караван-сарай, понравилось Уранхе. Когда монах Бенито сообщил, что за горой есть земля, на которой свободно разместилась бы деревня в тридцать дворов, сотник окончательно решил: если дела пойдут, как задумано, он обоснуется здесь, станет бароном Кровавого ущелья и запрет одну из дорог, ведущих в удел Эртогрула — Битинья. Будет взимать пошлину с каждого, кто проходит через ущелье.