Всеволод Соловьев - Приключение на даче

Наконецъ, она созналась, что теперь пора на станцію и вызвалась проводить Рачинскаго. Настасія Ивановна желала тоже прогуляться. Но такъ какъ садится роса и становится сыро — они должны потеплѣе одѣться. Онѣ сейчасъ, сейчасъ будутъ готовы. M-r Рачинскому не долго придется прождать ихъ и онъ никакимъ образомъ не опоздаетъ на поѣздъ.

И вотъ онъ одинъ въ столовой. Онъ взглянулъ на часы и убѣдился, что его предположеніе было справедливо — стрѣлка столовыхъ часовъ отставала на цѣлый часъ. Онъ ждетъ, ждетъ, наконецъ дамы возвращаются въ шляпахъ и накидкахъ. И въ эту самую минуту изъ растворенныхъ оконъ слышится свистъ уходящаго послѣдняго поѣзда.

— „Я такъ и зналъ, что онѣ перевели часы“ — говорилъ про себя Рачинскій.

Аннѣ Павловнѣ остается только предложить ему переночевать у нея въ домѣ, что она и дѣлаетъ очень любезно.

Комната, назначенная для Рачинскаго, была рядомъ съ маленькой гостиной, выходившей на балконъ. Любезная хозяйка съ необыкновенной предупредительностью озаботилась комфортомъ своего гостя и съ перваго же взгляда онъ убѣдился, что ему здѣсь будетъ отлично. Онъ закурилъ сигару, подсѣлъ къ открытому окошку и сталъ размышлять о своемъ положеніи.

«Никогда не случалось со мной ничего подобнаго, — думалъ онъ, — что здѣсь былъ заговоръ, въ этомъ для меня нѣтъ сомнѣнія: перевели часы, полчаса собирались провожать меня — все это что-нибудь да значитъ… Но зачѣмъ же я имъ? Къ чему эта комедія?… Если хотѣли только надо мною посмѣяться, такъ вѣдь подобная насмѣшка вовсе не зла и не остроумна… А между тѣмъ очевидно, что тутъ какіе-то планы… Я всю зиму ухаживалъ за Анной Павловной и, долженъ сознаться, совсѣмъ неудачно, но быть можетъ она теперь пожелала нѣсколько иначе взглянуть на меня? Какъ знать? Женщины такъ капризны и неожиданны… да и къ тому же лѣто, скука, одиночество… Я вовсе не желаю сыграть роль графа Нулина; но съ другой стороны было бы еще глупѣе не сумѣть воспользоваться случаемъ, который представляется при такихъ счастливыхъ предзнаменованіяхъ».

Тутъ Рачинскій припомнилъ всѣ любовныя приключенія, какія только зналъ, и этимъ еще больше подогрѣлъ свою фантазію.

Да и къ чему же, къ чему же бы это Настасія Ивановна заставляла меня пить за обѣдомъ! И потомъ это восхваленіе здѣшнихъ ночныхъ прелестей… и соловьи, и перемигиванія, перешептыванія… Не могу же я оставить все это безъ вниманія. Почемъ я знаю, можетъ быть ужъ какое-нибудь окошко отворено, можетъ быть какая-нибудь дверь таинственно полуоткрыта… Можетъ быть… И вѣдь не могу же, не могу же я уѣхать завтра какъ болванъ… я долженъ по крайней мѣрѣ сдѣлать рекогносцировку вокругъ дома, а въ случаѣ чего-нибудь могу всегда вывернуться и сказать, что вышелъ въ садъ выкурить сигару…

Рачинскій осторожно отворилъ двери и на цыпочкахъ вышелъ въ гостиную. У него невольно замирало сердце отъ волненія и нѣкоторой надежды. Онъ собирался уже пройти къ балкону и только боялся зацѣпить въ потемкахъ за какой-нибудь стулъ, какъ вдругъ надъ самымъ его ухомъ раздался голосъ:

— Боже мой, это вы?!

— Да, это я, — смущенно отвѣтилъ Рачинскій.

Чья-то рука крѣпко схватила его руку.

— Да вы-то кто же? — спросилъ онъ.

— Я, я… Настасія Ивановна, — прошепталъ голосъ.

— Чортъ возьми! — подумалъ Рачинскій, — на нее — то я ужъ никакъ не разсчитывалъ.

И вдругъ ему въ голову пришла ужасная мысль: онъ началъ бояться, не имѣлъ ли онъ несчастья возбудить къ себѣ въ старой дѣвѣ внезапную страсть — въ такомъ случаѣ вѣдь сразу объяснялись всѣ странности ея поведенія и за обѣдомъ, и за весь вечеръ.

— Извините, — началъ онъ заикаясь, — я думалъ немного пройтись по саду… но теперь сейчасъ же вернусь въ свою комнату.

— M-r Рачинскій, — трагическимъ тономъ воскликнула Настасія Ивановна, — что вы можете обо мнѣ подумать, встрѣтивъ меня ночью у вашей двери…

Рачинскій началъ раздражаться и даже сердился.

— Клянусь вамъ, — насмѣшливо отвѣтилъ онъ, — что я объ васъ ровно ничего дурного не подумаю… вѣдь я имѣлъ уже случай убѣдиться въ поэтичности вашей натуры и меня нисколько не удивляетъ, что вы избираете для своихъ прогулокъ именно тотъ часъ, когда поютъ соловьи и порхаютъ эльфы и сильфы.

— Ахъ Боже мой! — протянула Настасія Ивановна, — ваши насмѣшки ужасны; но если бы вы знали истинную правду.

«Она сейчасъ мнѣ объяснится въ любви!» — съ отчаяніемъ подумалъ Рачинскій.

— Я ничего не хочу знать, поспѣшилъ онъ прервать ее, я не хочу проникать въ тайники поэтической души вашей…