Грегор Самаров - Медичи

Толпа опять отступила, но голоса гудели, как рычание хищника, готовящегося к прыжку.

Высокий, плотный мужчина из цеха чесальщиков выступил вперед, говоря:

— Капитан прав, его вина не доказана, хоть он и имел сношения с преступниками… Благородный Лоренцо сам предостерегал нас против незаконного возмездия. Если он хочет предстать перед судом, то наша обязанность свести его в синьорию и передать совету.

Кое-где раздались слова неудовольствия, но толпа все-таки послушалась мастера из такого почтенного цеха. Шум стал утихать.

Монтесекхо вложил шпагу в ножны и сказал:

— Я подчинюсь решению совета… и верю вашему слову, — добавил он, обращаясь к чесальщику.

Высокий мужчина пошел вперед, Монтесекко последовал за ним, со вздохом взглянув на дверь в соседнюю комнату, и шествие направилось ко дворцу синьории. Тут капитана сдали караулу, а чесальщик и еще несколько человек пошли в зал заседаний объявить, что привели капитана Монтесекко, служащего при кардинале Риарио и заподозренного в участии в покушении на убийство Медичи.

Чезаре Петруччи только что вернулся от Лоренцо.

— Над ним свершится суд! — торжественно произнес гонфалоньер. — Скажите это народу, а сами можете присутствовать при суде и решении. В такое время народ должен видеть, что избранные им представители исполняют свой долг без лицеприятия.

Монтесекко ввели в зал заседаний и подвергли строгому допросу о его пребывании во Флоренции и о преступном замысле, с руководителями которого он состоял в личных сношениях.

— Я мог бы сказать вам, благородные синьоры, — спокойно отвечал Монтесекко, — что вы не судьи надо мной, так как я не подданный Флорентийской республики, но это были бы излишние пререкания, ибо я в вашей власти. Я солдат и пустых слов не люблю, также и трусом никогда не был, а ложь — трусость, потому я вам скажу все, как было, тем более что это лучше всего послужит моему оправданию.

— Это самое лучшее, что вы можете сделать, — заметил Петруччи, — тем более что мы удостоверили истину другими свидетелями, а ложь может только ухудшить ваше положение.

Монтесекко ясно и подробно рассказал, как Франческо Пацци, архиепископ Сальвиати и граф Джироламо предложили ему участвовать в свержении Медичи и изменении порядков во Флорентийской республике, введя войско в город из Имолы для подавления народного движения. Он же хотя и находился на службе у графа, но поставил свое участие в зависимость от одобрения плана его святейшеством папой.

— И папа дал это согласие? — спросил Петруччн.

— Так точно, — отвечал Монтесекко, — иначе я немедленно бы отстранился от этого дела.

Среди присутствующих послышались сдержанные проклятия, а Петруччи воскликнул:

— Это ужасно! Представитель Христа на земле одобряет предательское убийство. Тщательно записывайте показания капитана, чтобы ни одного слова не было пропущено, — сказал он, обращаясь к советнику, составляющему протокол.

— Вы ошибаетесь, благородные синьоры, — твердым голосом заявил Монтесекко, — его святейшество разрешил, правда, перемену правления Флорентийской республики, на которое жаловались сами же флорентийцы, как Франческо Пацци и архиепископ Сальвиати, но он самым решительным образом запретил проливать кровь.

— Значит, мудрый Сикст думал, что правление республики может быть свергнуто без кровопролития и Медичи могут быть устранены живыми? — с ядовитой усмешкой заметил Петруччи.

— Я говорю правду, — торжественно произнес Монтесекко, — и клянусь в этом кровью Спасителя.

— Говорите, говорите дальше! — покачав головой, сказал Петруччи.

Монтесекко рассказал, как граф Джироламо посылал его к Лоренцо, и граф Джироламо, по его словам, тоже изменил свое намерение и приказал ему приведенное тайно к воротам Флоренции войско отослать назад, но заговорщики действовали быстро. Медичи предполагалось схватить и арестовать во время парадного завтрака в честь кардинала, но так как Джулиано был не здоров, то решили выполнить план в церкви, во время обедни.

— Осквернение храма с согласия папы и архиепископа! — воскликнул Петруччи.

— Его святейшество ничего не знал о способе выполнения плана и не давал никакого приказания или согласия. Я же, узнав, отказался от всякого участия, ибо считал это, как и вы, осквернением храма и знал, что подобные действия противоречат желанию святого отца. Вот все, что я имею сказать, и, клянусь Богом, это святая истина.