Н. Т.: Тайны Зимнего дворца

— Хотя я принадлежу по рожденію къ классу людей владѣющихъ крѣпостными, я всегда ратовалъ за ихъ освобожденіе. Достигши совершеннолѣтія, первымъ моимъ дѣломъ было — дать вольную моимъ крѣпостнымъ. — И что жь, кто могъ бы это предвидѣть? Мое желаніе нашло непреодолимую преграду: по высочайшему повелѣнію мои крестьяне, которымъ я далъ землю, желая изъ нихъ сдѣлать свободныхъ землепашцевъ, помимо моей воли остались крѣпостными.

Одно изъ главныхъ препятствій къ развитію культуры въ нашей родинѣ безспорно крепостничество. Развѣ мы американскіе плантаторы, что намъ необходимы рабы для обработки нашихъ полей? Неужели мы вѣчно будемъ питаться потомъ людей намъ подобныхъ?

Если бы вниманіе членовъ собранія не было поглощено всецѣло словами оратора, то услышали бы глухія рыданія. Послѣ нѣкотораго перерыва ораторъ продолжалъ:

— Пока крестьяне влачатъ свое жалкое существованіе въ нашихъ чудныхъ и богатыхъ краяхъ, почти въ нищетѣ, часто нуждаясь въ кускѣ хлѣба, наши столы покрываются изысканнѣйшими, явствами, привозимыми со всѣхъ краевъ свѣта. Пока несчастный крестьянинъ работаетъ подъ знойными лучами солнца, или при трескучемъ морозѣ, мы проѣдаемъ за завтракомъ по разнымъ ресторанамъ столько, — сколько нужно цѣлому крестьянскому семейству, чтобы прожить цѣлый годъ ни въ чемъ не нуждаясь.

Когда же мы перестанемъ быть хозяевами семейномъ жизни мужика? Когда жены и дочери нашихъ крестьянъ перестанутъ быть жертвами нашей прихоти и распутства? Въ это время рыданія, раздававшіяся изъ одного угла погреба, все усиливались и переносились заразительно въ другой. Молодой человѣкъ продолжалъ:

— Крѣпостничество ослабляетъ Россію, поклянемтесь же, содействовать всѣми силами освобожденію намъ подобныхъ, пусть это будетъ самой завѣтной цѣлью.

— Клянемся! послышалось снова.

Когда замолкли звуки голосовъ, повторяемые эхомъ погреба, Савельевъ подошелъ къ оратору и съ жаромъ пожалъ ему руку.

— Князь Одоевскій, вы достойный сынъ вашего отца, который вотъ ужь тридцать лѣтъ томится въ холодной Сибири. — Онъ также пожертвовалъ собой для ближнихъ. — Я говорилъ съ нимъ, какъ говорю съ вами и жалъ его благородную руку какъ и вашу. Будемъ надѣяться, что настанетъ тотъ день, когда и онъ явится между нами. Союзныя державы не положатъ оружія, пока корона украшаетъ голову нашего безпощаднаго монарха, но его сынъ, надежда всей Россіи, займется залѣчиваніемъ ранъ, нанесенныхъ отечеству рукой его отца; вѣдь и ему пришлось немало пострадать отъ непреклонной гордости самолюбія Николая.

Вы только что говорили о рабствѣ, которое точно коршунъ клюетъ сердце Россіи. Вотъ вамъ живой примѣръ распутства одного изъ многихъ нашихъ помѣщиковъ.

Говоря это, онъ вывелъ изъ угла, гдѣ раздавались рыданія, молодаго человѣка, одѣтаго въ крестьянское платье и представилъ его собранію.

На видъ ему казалось, не болѣе восемнадцати лѣтъ; его блѣдныя и изнуренныя горемъ черты, внушали непреодолимую симпатію, хотя не выражали ни силы воли, ни мужественности, присущей полу, а напротивъ слабости и женоподобности. Волосы были обстрижены по крестьянскому обычаю, но невольно думалось, что когда-то они были длинны и своими мягкими кудрями украшая это миловидное лицо. Его чудные голубые глаза были красны отъ слезъ, а большія синяки ихъ окружавшіе краснорѣчиво говорили о томъ, что долженъ былъ онъ выстрадать.

— Разскажите вашу жизнь, попросилъ его Савельевъ.

— Не могу! отвѣтилъ тотъ захлебываясь отъ рыданій и направился къ ближайшей скамейкѣ. Юноша навѣрное упалъ бы, если бъ его не поддержали. Онъ опустился на ящикъ, и, подавленный горемъ, продолжалъ рыдать, закрывши лицо руками.

Въ такомъ случаѣ берусь я самъ вамъ передать за нее, сказалъ Савельевъ. Передъ вами не мужчина, а слабая дѣвушка, прошагавшая пѣшкомъ двѣ тысячи верстъ, чтобы вымолить у государя защиту и справедливость.

Напрасно плакала она искавъ случая говорить съ тѣмъ, кто расточаетъ милости и налагаетъ цѣпи. — Вамъ извѣстенъ мой побѣгъ съ Кавказа! Онъ совершился послѣ того, какъ я проливалъ кровь за родину. Я былъ вынужденъ сторониться большихъ дорогъ, гдѣ легко могъ бы быть узнанъ; поэтому я направился вдоль Волги и прямо въ столицу. Днемъ я кормился подаяніемъ. — Русскій мужикъ жалостливъ и сердеченъ.

Такимъ образомъ я прошелъ не одну сотню верстъ черезъ Астраханскія и Саратовскія степи, рѣдко встрѣчая кого нибудь въ теченіи цѣлаго дня кто ногъ бы указать дорогу, руководясь въ пути только солнцемъ. Такимъ образомъ добрался я до одной деревни, расположенной между Саратовымъ и Вольскомъ. Послѣдніе дни я еле могъ двигаться, изнеможенный отъ усталости и только что отъ зажившихъ ранъ. Хотѣлось было остановиться на нѣсколько дней въ Саратовѣ, чтобы отдохнуть, но опасался полиціи. Я продолжалъ свой путь, пока не упалъ въ изнеможеніи передъ домомъ какого-то помѣщика. Не знаю, сколько я пролежалъ безъ чувствъ, помню только, что внезапная жгучая боль привела меня въ сознаніе. — Предо мной стоялъ пузатенькій человѣкъ, на лицѣ котораго выражалась скотская алчность, и сильно трясъ меня за больную руку.