Агилета - Святая с темным прошлым

Ехать пришлось далеко – в селение Учкуй, что располагалось на северной стороне Севастопольской бухты. В дороге татарин на ломаном русском сумел объяснить Василисе, что после родов у его жены отказали ноги и она уже месяц как не встает. Слушая его взволнованную речь, женщина с тяжестью на сердце сознавала, что никакие снадобья тут не помогут, и разумнее всего было бы сказать об этом сразу. Но у нее язык не поворачивался сходу лишать отчаявшегося человека последней надежды.

Войдя в дом, где лежала злосчастная родильница, она обратила внимание на то, что, помимо родни, у постели расслабленной [66]находится священник. Это был державшийся с большим достоинством, немолодой человек в просторном зеленом одеянии, белой чалме и с белой оторочкой на рукавах. Он встретил Василису пристальным взглядом, но не произнес ни слова, пока она не осмотрела больную. Результаты осмотра же были весьма неутешительны: как Василиса и предполагала, она не знала средства, чтобы поднять на ноги совсем еще молодую, чрезвычайно измученную женщину, глядевшую на нее с мольбой и надеждой.

– Травы тут не помогут, – мягко сказала Василиса, – но я буду молиться за тебя от всей души.

Когда она вышла из дома, чтобы ехать в обратный путь, имам последовал за ней.

– Вы будете молиться за женщину другой веры? – с изумлением спросил он, довольно свободно выражая свои мысли по-русски.

– Господь один, – уверенно отвечала Василиса, – и он любит все свои создания.

Изумление во взгляде священника сменилось уважением:

– У вас чистое сердце, – сказал он, – и я не удивлюсь, если Аллах исполнит вашу молитву.

Они медленно ступали бок о бок по дорожке, направляясь к выходу из сада.

– Ваш муж сейчас воюет с турками в Бессарабии? – спросил священник.

Василиса кивнула.

– Мне кажется, я знаю, кто он, – продолжал имам. – Много лет назад я был знаком с одним русским офицером. Из уважения к нашему народу он решил овладеть татарским языком, и я стал его учителем.

Василиса замерла на месте.

– Во время наших встреч он рассказывал мне о своей невесте; по его словам, она была превосходной целительницей. Не вы ли это? О вас ведь идет молва.

– Это я, – с трудом выговорила женщина.

– Вот как? – заметно обрадовался священник. – Тогда передайте мужу в письме – ведь вы наверняка ему пишете? – поклон от имама Дениза. И уверьте его в том, что я храню наилучшие воспоминания о наших встречах! А когда он вернется…

Имам вдруг заметил в глазах Василисы слезы.

– Простите! – смешался он. – Возможно, я не понял… Тот, о ком мы говорим, жив?

– Да, – ответила женщина, быстро вытирая глаза, – он жив и здоров, только…

– Вы очень волнуетесь за него, – понимающе кивнул имам. – Любая волновалась бы на вашем месте. А вот господину офицеру тревожиться не о чем! – с улыбкой добавил он. – Я уверен, что ваши молитвы и в дальнейшем сохранят ему жизнь.

На обратном пути и Василиса, и татарин, правивший лошадью, безрадостно молчали. Муж родильницы – оттого, что лишился надежды на ее исцеление, а Василису угнетали овладевшие ею после беседы с имамом воспоминания. И лишь когда они были на полпути меж Учкуем и Севастополем оба взглянули друг на друга и обменялись несколькими встревоженными словами: к тому времени облачное с самого утра небо стало сумрачно-грозовым.

Татарин подстегнул лошадь, и та побежала рысцой, но гроза собиралась над их головами невероятно быстро. Глядя на то, как неуклонно меркнет дневной свет и мрачнеет небо, Василиса с удивлением приметила, что облака принимают форму крепости со множеством башен, и заворожено наблюдала за вырастающей прямо на ее глазах цитаделью. Вероятно, именно оттого первый удар грома прозвучал для нее в точности, как залп артиллерийского орудия.

Ливень еще не начался, но татарин, сознавая, что в запасе у них считанные минуты, направил лошадь к ближайшей купе деревьев и привязал под густыми ветвями. Однако, находя сие укрытие недостаточным, он полез пережидать грозу под телегу, призывая Василису следовать его примеру. Женщина сошла на землю, но медлила к нему присоединяться, не отрывая глаз от неба. Ею властно овладевало тягостное предчувствие, столь же мучительное, как и в прошлом сентябре, когда она услыхала о начале новой кампании. Многобашенная крепость в воздухе надвигалась прямо на нее и грозила испепелить своим огнем. Молнии вспыхивали все чаще, а гром звучал все ближе и более устрашающе.

«Что же это? – вдруг мелькнуло у Василисы в мыслях. – Опять до меня война добралась?»