Дэвид Вейс - Возвышенное и земное

Спустя несколько недель, находясь в Ахене, Леопольд подумал, а не написать ли господину Гете о том, как принцесса Амалия, услышав игру его детей, умоляла Леопольда не ездить в Париж, а поехать с ней в Берлин, где их, без сомнения, приняли бы с распростертыми объятиями. Принцесса Амалия приходилась родной сестрой Фридриху Прусскому, и подобное приглашение расценивалось как великую честь. Леопольд писал Хагенауэру: «Принцесса Амалия всячески старалась уговорить меня поехать с ней в Берлин. Вся беда в том, что у принцессы совсем нет денег, и двор ее скорее напоминает приют для сирых и убогих, нежели королевскую свиту. Если бы все поцелуи, которыми она одарила моих детей, и особенно Вольферля, превратились в гульдены, мы стали бы богачами. Но, как Вам известно, ни с почтовым смотрителем, ни с хозяином гостиницы поцелуями не расплатишься».

Когда же принцесса стала настаивать, уверяя, что ее брат Фридрих с удовольствием послушает игру детей, Леопольд смиренно ответил:

– Ваше высочество, для нас это большая честь, и все же наше любезное приглашение я принять не смогу. Я обещал, что дети выступят перед королем Франции и госпожой Помпадур, и не вправе нарушить свое слово.

Никаких обещаний Леопольд никому не давал, однако, приехав в Брюссель, предпринял кое-какие шаги, пытаясь заручиться рекомендательными письмами к придворным французского короля. Прошла неделя, не принеся Леопольду успеха, и он решил в первую очередь обеспечить себе покровительство Карла Александра, брата императора и генерал губернатора австрийской провинции Нидерландов.

Принц Карл принял Леопольда и согласился через несколько дней послушать детей, но на том дело и кончилось.

Напрасно прождав несколько недель приглашения принца Карла, Леопольд созвал семейный совет. Он знал, что окончательное решение примет сам, и не желал показывать своего мрачного настроения, постепенно овладевавшего им, но ведь надо же выяснить мнение жены и детей. Они сидели в роскошной приемной своего номера в гостинице «Англетер», и не успел Леопольд рта раскрыть, как Анна Мария сказала:

– Мы живем не по средствам.

– Я снял эти комнаты, заботясь о здоровье семьи и нашем положении. Живи мы скромнее, высокопоставленные люди не станут нас принимать и относиться к нам с уважением.

– Эти комнаты слишком парадны. Я в них теряюсь.

– Ты должна привыкать к такой жизни.

– Я никогда к ней не привыкну, – вырвалось у Анны Марии.

– Скажи, Анна Мария, разве до сих пор все наши мечты не сбывались?

– Еще вчера ты жаловался, что мы тратим слишком много.

– Но ведь эти траты покрываем не мы, а другие.

– Другие, другие, – с тоской повторила она. – Не ты ли постоянно твердил, что надо полагаться только на самих себя?

– Верно. Но ведь я заработал больше, чем рассчитывал.

– Но и израсходовал больше, чем ожидал. Наступило молчание.

Несмотря на все успехи, мы не богаче прежнего, с горечью думала Анна Мария. Леопольда осыпали похвалами, но никто не предложил ему хорошего места, и, что бы он там ни говорил, нет у него уверенности в завтрашнем дне. Прошлой ночью ей приснилось, что они движутся навстречу гибели. Она не посмела рассказать об этом мужу – он не верил в дурные приметы и посмеялся бы над ней. Леопольд знает людей и умеет им угождать. Он изучал историю. Но разве можно заглянуть в будущее? Что было, то было. Чему быть, того не миновать. Видно, останутся они до конца дней своих странниками, и никогда, никогда у них не будет надежного крова над головой, но что могла она поделать? Только следовать за ним, даже если это грозило им безвременной гибелью.

Стремясь рассеять мрачные предчувствия, Анна Мария порывисто поцеловала Вольферля, и сын с любовью прижался к ней. Без нарядного камзола, без пудреного парика и шпаги он казался таким маленьким и беззащитным. Страстное желание оградить сына от всех бед овладело ею; в эту минуту она с радостью променяла бы его талант па обычное человеческое детство. Но нужно взять себя в руки, Леопольд не одобрит подобную слабость. И все же Анна Мария спросила:

– А если дети попросят, мы вернемся домой? Муж укоризненно посмотрел на нее и сказал;

– По всей вероятности.

Анна Мария повернулась к Наннерль:

– Хотела бы ты вернуться домой?

Наннерль задумалась. Ей нравилось, когда с ней обращались, как со взрослой дамой, но временами охватывал страх при мысли, что она никогда больше не увидит Зальбурга.

– Я скучаю по нашим друзьям и еще по нашему дому. – Наннерль надеялась, что Папа не обидится на ее слова; если когда-нибудь она выйдет замуж, то только за человека, похожего на него.