Дэвид Вейс - Возвышенное и земное

Какая маленькая рука у Моцарта, отметил про себя Бетховен, не удивительно, что капельмейстер славится изяществом исполнения; собственная лапища показалась ему по сравнению с рукой Моцарта ужасно грубой и потной, и от этого юноша пришел в еще большее замешательство. Его сильный удар и энергичная манера игры не могут прийтись по вкусу этому изысканному человечку.

Ван Свитен сказал:

– Молодой Бетховен имеет за плечами много успешных выступлений. Он великолепно играет на фортепьяно, на органе, на скрипке, на альте…

– Ну вот пусть и сыграет. Бетховен, у вас есть какие-нибудь любимые сонаты?

– Одна из ваших, – буркнул юноша, – если вы ничего не имеете против…

– Не имею, – сказал Вольфганг. Но стоило Бетховену заиграть, как он уже был против: ему не нравилось все – и неотшлифованность игры, и напряженный вид юноши, и его слишком грубое туше. Шестнадцатилетний Бетховен играл не лучше Гуммеля, только тому исполнилось всего девять лет.

Когда Бетховен закончил, ван Свитен извиняющимся тоном произнес:

– Людвиг больше всего играл на органе – он ведь служит в церкви. Поэтому его туше грубее, чем у тех, кто начинает с клавесина.

Юноша нахмурился.

– Я играл в правильном темпе, – сказал он. Вольфганг молчал.

– Разве не так? – Тон юноши стал уверенным, почти вызывающим.

– Да. – Вольфгангу пришлось признать, с темпа Бетховен ни разу не сбился.

– Можно мне поимпровизировать, господин капельмейстер?

В устах юноши это прозвучало скорее как требование, а не как вопрос. Манеры прескверные, думал Вольфганг; в какой-то момент Бетховен производил просто жалкое впечатление, но уже в следующий распрямлялся и напускал на себя высокомерный вид. И все же такая сила и напряженность чувствовались в нем, что Вольфганг кивнул, далеко не будучи уверен, правильно ли делает.

– Дайте мне тему для импровизации.

Вольфганг дал тему, и Бетховен стал ее развивать; вначале игра его поражала только своей мощью, но вскоре она обрела удивительную красоту. Бетховен приостановился, и Вольфганг дал знак продолжать; теперь игру Бетховена уже нельзя было назвать тяжелой, она сделалась просто уверенной и решительной. Импровизации Бетховена не настраивают на спокойный лад, подумал Вольфганг, но в них столько оригинальности, воображения и экспрессии! И лучше всего его звук – певучий и чистый. Да, в таланте этому юноше не откажешь.

Моцарт сидел молча, с отрешенным видом, и юноша подозрительно посмотрел на композитора: видно, маэстро пе понравились его импровизации.

– Ну? – нетерпеливо спросил ван Свитен. – Ваше мнение, Вольфганг?

– Внимательно прислушайтесь к его игре. Его музыка покорит весь мир, – сказал Вольфганг.

– Но вы-то беретесь его обучать? Пока она еще не покорила?

Вольфганг взглянул на юношу, мрачный как туча, тот порывисто поднялся из-за фортепьяно; доведется ли этому Бетховену пережить когда-нибудь в жизни счастливые минуты, раздумывал Вольфганг. И тут юноша попросил:

– Вы не откажетесь, маэстро, прошу вас!

С его стороны это уже немалая уступка, подумал Моцарт и сказал:

– Приходите через неделю, и мы составим расписание уроков.

– Меня больше интересует искусство композиции, нежели исполнение. Играть лучше или хуже может кто угодно, а вот сочинять музыку – дело, достойное мужчины.

– Верно.

– И вы, господин капельмейстер, мой любимый композитор.

– Я надеюсь, под конец наших занятий вы не измените своего мнения.

Вольфганг начинает язвить, подумал ван Свитен и сказал:

– Бетховен, может, вы сыграете нам еще свои вариации?

– Ни к чему. Господин капельмейстер слышал, на что я способен.

– Он прав, – сказал Вольфганг и, провожая Бетховена до дверей, подумал, как жаль, что юноша такой угрюмый, с ним будет не так-то легко подружиться.

Но через неделю ученик не появился в его доме. Молодой Людвиг ван Бетховен, у которого серьезно заболела мать, вынужден был вернуться в Бонн.

Может, это и к лучшему, решил Вольфганг: на него самого надвигалась беда. Он снова задолжал за квартиру, и на сей раз домовладелец не желал ждать. Если господин не погасит задолженность, его имущество будет описано, заявили Моцарту. Вольфгангу удалось снова одолжить нужную сумму у Ветцлара и расплатиться с домохозяином: Теперь он переехал в пригород Ландштрассе, где квартирная плата была в три раза ниже.

Через несколько дней после переезда от Папы пришла более бодрая весточка; по почерку Вольфганг определил, что писала Наннерль. Папа интересовался всем, что касалось новой оперы для Праги: какой сюжет он выбрал, будет ли либретто писать да Понте и когда намечается премьера в Праге.