Дэвид Вейс - Возвышенное и земное

Из письма Наннерль Вольфганг понял: сестра ждет, что он в скором времени посетит могилу отца. Только зачем это надо?

Впрочем, как-то раз Вольфганг побывал на кладбище. Не все ли равно, на каком кладбище, ведь могилы были и там. Увидев на одном надгробном камне имя «Леопольд», он долго стоял и молился, глядя на могилу, потом обошел могильный холм вокруг; он чувствовал, что ему никогда не удастся поехать в Зальцбург, как бы ни хотелось побывать на Папиной могиле, и на прощанье снова повернулся к могиле незнакомого ему Леопольда. Слезы мешали ему разглядеть фамилию покойного, да он и не пытался – не все ли равно? Вольфганг плакал и шептал: «Прощай, Папа»

Чтобы доказать, как ты любил человека, вовсе не надо ходить на кладбище, где он похоронен, думал Вольфганг по дороге домой. Но теперь он понимал, какие чувства переживал Папа, так и не повидавший далекую могилу своей жены.

Спустя неделю, когда умер его любимый скворец, Вольфганг похоронил птичку в саду своего нового дома в предместье Вены – Ландштрассе. Он устроил своему питомцу торжественные похороны; те из участвовавших в церемонии друзей, которые умели петь, исполнили реквием, сочиненный Вольфгангом специально по этому случаю. А на камешке, возложенном на могилу скворца, он написал: «Здесь покоится мой нежно любимый дурачок – скворец. Он так прекрасно пел, в нем было столько жизни, а теперь он спит вечным сном, как и многие другие».

Тяжелое настроение, навеянное кончиной любимого отца сомнения, творческое бессилие, тревога из-за долгов – все это как рукой сняло, когда выяснилось, что Констанца снова беременна. Вольфганг был вне себя от радости и со всем пылом своей неунывающей натуры увидел в этом доброе предзнаменование. Не получая никаких вестей от да Понте и не в силах дольше ждать, он сам отправился к либреттисту. Прошло всего несколько недель после Папиной смерти; войдя в роскошную квартиру да Понте на Кольмаркт, рядом с домом, где проживал прежний придворный поэт Метастазио и поблизости от Гофбурга, Вольфганг смутился, сообразив, что совершил оплошность, надо было попросить слугу доложить о себе.

Хотя он пришел среди дня и на письменном столе либреттиста были чернила, перья и три стопки рукописей, тут же стояли бутылки с ликерами и всевозможные сласти, а сам хозяин сидел в халате на кушетке, держа на коленях очаровательную молодую девицу. Да Понте обнимал ее за талию, корсаж красотки до половины расстегнулся, и вид у поэта был самый блаженный. Девица лет восемнадцати, не больше, при появлении Вольфганга вспыхнула, вскочила и с негодованием уставилась на пришельца.

Однако сам да Понте ничуть не смутился, напротив, он, казалось, даже гордился тем, что его застали в обществе такой юной особы.

– Диана, мы встретимся попозже. – Он дал ей знак удалиться. Она повиновалась, бросив Вольфгангу на прощанье сердитый взгляд.

– Прошу извинить… – начал было Вольфганг, но да Понте оборвал его.

– Ничего, успеется, день еще впереди. Чем могу служить, Вольфганг?

– Вы назвали ее Дианой, а она ведь австриячка.

– Это имя героини того либретто, что я пишу для Мартин-и-Солера. Оно ей нравится, кажется более поэтичным, чем Гретель.

– А вам она очень нравится?

– Вы сегодня излишне любопытны.

– Мне хочется знать, что отвлекает моего либреттиста от поисков сюжета.

– Во всяком случае, не она. Сюжет найдется. Я ведь всегда кем-нибудь увлечен. Привычка! Помогает сохранять молодость.

Да Понте на семь лет меня старше, а держится легкомысленным юношей, думал Вольфганг, глядя на венецианца, вот только морщин не спрячешь.

– Но Диана девушка добродетельная. Она дарит свою любовь только мне.

Вольфганг скептически усмехнулся.

– Правда! Она до безумия влюблена в меня, так зачем же разбивать ее сердце? А когда работа не клеится, лучше утешения не придумаешь.

– Ну и, конечно, вы ее обожаете.

– В настоящий момент – да. Для меня каждая женщина – самая любимая, пока на смену ей не явится другая. Но я всегда искренен в своих чувствах. Двух девиц одновременно не завожу.

– Почему у вас целых три рукописи на столе?

– Одну пишу для Сальери, одну для Солера, а одну для Моцарта.

– Которая из них посвящена мне? Да Понте указал на третью стопку.

Вольфганг взял первые страницы. Имени да Понте на них не было: там стояло «II Convitato di Pietra» Бертати. – «Каменный гость», – перевел Вольфганг. – Разве на этот сюжет не была недавно поставлена где-то опера?