Дэвид Вейс - Возвышенное и земное

Вольфганг и Анна Мария уже устроились в нанятой Леопольдом карете, и Леопольд тщательно проверял, все ли надежно упаковано и привязано; чтобы скрыть тревогу, он без умолку давал им наставления:

– Выезжайте всегда спозаранку, ночью ехать опасно, перед выездом внимательно осматривайте карету, особенно колеса. Если нет дождя, проследите, чтобы колеса облили водой. И никому не рассказывайте на постоялом дворе, куда и когда едете. Помните, в первую очередь необходимо заработать деньги, не забывайте об этом ни на минуту. А ты, Вольфганг, не бросай латыни и, если потребуется, не отказывайся играть на скрипке – тебе пригодится любой заработок. В Мюнхене и Мангейме любят музыку, и если ты сумеешь там устроиться, то и слава богу, но помни: настоящие деньги и имя можно сделать только в Париже, однако и расходы там велики: сколько денег уходит на свечи, на дрова, на портных, на вино…

– Что верно, то верно, – прервала его Анна Мария, с трудом удерживаясь от слез, – только смерть ничего не стоит, да и это не совсем так.

Потрясенный таким взрывом отчаяния, Леопольд хотел как-то утешить жену, но тут громко залаял Бимперль, заглушая последние слова прощания. Карета двинулась; все сдерживались из последних сил, боясь сделать расставание невыносимым.

Усталый, подавленный Леопольд поднялся к себе в комнату и бросился на кровать. Он мужественно держался весь день и вдруг вспомнил, что в суете забыл дать сыну родительское благословение. Подбежав к окну, он хотел издали благословить сына и жену, но опоздал – дорога, ведущая к городским воротам, была пуста. Долго сидел он, не шелохнувшись. Наннерль рыдала в соседней комнате, и Леопольд пошел ее утешать. Она никак не могла успокоиться, и наконец он уложил ее в постель. Он лег и сам, но, несмотря на усталость и упадок сил, уснуть не смог. «Самый печальный день в моей жизни», – подумал Леопольд и прочел утреннюю молитву.

Вольфганг не помнил себя от радости. В ушах звучали напутственные слова Папы: «Если ты завоюешь положение в Париже, в Мангейме или в Мюнхене, я буду самым счастливым человеком на земле».

И еще Папа сказал: «Путешествие – дело серьезное, старайся не терять ни минуты», – и повторил свои наставления на тему о высокой нравственности, осторожности и экономии, а когда карета отъезжала, Папа зашелся в нервном кашле. Слезы навернулись на глаза, но тут Вольфганг увидел, что Анна Мария плачет навзрыд. Теперь ведь он глава семьи, вспомнилось Вольфгангу, надо как-то развеять Мамину тоску.

– Тебе обязательно понравится Мюнхен, – сказал он. – Там очень хорошо приняли «Мнимую садовницу».

– Так я же знаю этот город, бывала там, – ответила Анна Мария.

– Ну, разумеется!

Глупо бояться. Ничто не могло охладить его восторга. Вольфганг твердо верил: теперь-то он достигнет в музыке всего, с честью выдержит любое испытание. Вне Зальцбурга жизнь казалась ему прекрасной.

В Мюнхене Вольфганг и Анна Мария сняли номер в гостинице «Черный орел» у господина Альберта. Он радостно принял их и, узнав, что Вольфганг оставил службу у архиепископа, предсказал ему великое будущее в музыкальном городе Мюнхене.

Но когда на следующее утро Вольфганг явился с визитом к графу Цейлю, оказалось, что театральный директор отправился с курфюрстом на охоту. Памятуя наказ Папы, Вольфганг проявил настойчивость, и через несколько дней граф Цейль принял его. И хотя Вольфганг, освободившись от Колоредо, готов был служить в Мюнхене, граф Цейль не мог обещать ему аудиенции у курфюрста.

Вольфганг рассказал об этой неудаче своему приятелю, виолончелисту мюнхенского оркестра Францу Вошитке, и тот взялся помочь.

– Я устрою тебе аудиенцию у Максимилиана, – сказал он.

Но когда они направлялись ко дворцу курфюрста, Вольфганг начал сомневаться в разумности подобной затеи. Вошитка объяснил: аудиенция будет неофициальной, для официальной слишком рано, всего девять часов утра, и Вольфганг заподозрил неладное. Вошитка привел его в крошечную проходную комнатку и сказал:

– В десять часов его высочество пройдет здесь по пути в церковь перед охотой.

Вольфганг совсем пал духом.

– Обратиться к нему прямо тут?

– Лучше не придумаешь. Тут он от тебя не ускользнет.

С тех пор как курфюрст в последний раз видел Вольфганга, прошло несколько лет, но он тотчас узнал юношу, подошел и спросил:

– Что вы хотите, Моцарт?

Максимилиан был в охотничьем костюме, он излучал здоровье и приветливость и отнюдь не походил на человека обреченного или на правителя, чья страна находилась в опасности, и Вольфганг, опустившись перед ним на колени, сказал: