Дэвид Вейс - Возвышенное и земное

Приезд Манцуоли, который должен был петь в серенаде главную партию, еще больше вдохновил его. Они вместе с Манцуоли работали над его ариями, и эти часы переполняли радостью сердце Вольфганга. Манцуоли пел так чудесно, что Вольфганг был окончательно покорен. Он не находил слов, чтобы выразить свое восхищение, слушая, как Манцуоли исполняет финал серенады.

– Амадео, это прелестная ария, – сказал Манцуоли.

Вольфганг совсем расчувствовался. Он никогда не слыхал подобного исполнения своих арий.

– Петь ее – одно удовольствие.

– Я написал эту арию специально для вашего голоса.

– Надеюсь, ты всегда будешь писать для меня такую музыку.

– Буду стараться изо всех сил, синьор маэстро!

– Амадео, для меня будет честью петь в твоей новой опере в Миланском театре.

– Нет, это для меня будет честью! – с пылом сказал Вольфганг.

Словно скрепляя договор, Манцуоли горячо поцеловал мальчика в щеку.

Позднее в тот же день Вольфганг сел за стол – ему очень хотелось излить в письме к Наннерль чувства, переполнявшие его сердце, но они были слишком сокровенными и слишком глубокими. Поэтому ОН ограничился шутливой припиской в Папином письме к Маме: «Моя милая сестричка! Мы тут терпим страшную жару, а пыль забивает нам рты и носы, делая все, чтобы мы окончательно задохнулись, ну да мы тоже не дураки. Тут, в Милане, уже целый месяц не было дождя.

А теперь о том, что ты обещала – ты ведь помнишь мою просьбу, – так вот, не забудь ее выполнить, я буду тебе за это очень благодарен, а для нее пришлю скоро новые сочинения.

Самая важная наша новость: у принцессы неладно с желудком, и все встревожились, что свадьбу придется отложить, по думаю, все обойдется – дадут рвотного, и ее прочистит с обоих концов.

Вот какие дела. Над нами живет скрипач, под нами – еще один, а рядом – учитель пения, который дает уроки весь день напролет, а напротив – гобоист, который упражняется с утра до ночи. Но мне это нравится. Помогает сочинять. У меня возникает множество идей. Поцелуй за меня Маму. Манцуоли поет чудесно. Addio. Твой сонный, но верный братец».

Вечером, в день бракосочетания, в честь молодоженов давали оперу Гассе. Это явилось выдающимся музыкальным событием, но Леопольду опера показалась скучной, а Вольфганг поглощен был мыслями о своей серенаде.

Серенада была поставлена на следующий день и заслужила больше аплодисментов, чем опера Гассе, немало порадовав Леопольда. Эрцгерцогская чета пришла в восторг от арий Манцуоли и так громко аплодировала, что Манцуоли вынужден был их повторять. А в финале эрцгерцог и его супруга, перегнувшись через перила королевской ложи, крикнули Вольфгангу, который дирижировал, сидя за клавесином:

– Брависсимо, маэстро! Весь зал подхватил эти слова.

Эрцгерцог Фердинанд приказал повторить «Асканио в Альбо», а через несколько дней попросил сделать две копии партитуры: одну для себя, а другую для своего брата – императора Иосифа II. На улице к Леопольду и Вольфгангу непрестанно подходили с поздравлениями самые разные люди.

– Как это ни печально, но приходится признать, что твоя серенада затмила оперу Гассе, – сказал довольный Леопольд Вольфгангу. – Все изумляются, что написал ее пятнадцатилетний мальчик. Это может иметь для нас чрезвычайно важные последствия.

Поэтому, когда их с Вольфгангом пригласили на большой прием, который граф Фирмиан давал в честь новобрачных, Леопольд решил: пришло время действовать. Среди гостей было множество знакомых: фельдмаршал Паллавичини, его двоюродный брат – кардинал, Гассе, Саммартини, но Леопольда интересовал только эрцгерцог. Он выждал, когда граф Фирмиан, показывавший эрцгерцогу и эрцгерцогине свое палаццо, провел их в музыкальный зал. Более благоприятного момента для аудиенции не придумаешь, решил Леопольд. Он шагнул вперед, чтобы оказаться в поле зрения эрцгерцога, и его надежды оправдались: тот выразил желание побеседовать с Моцартами.

Эрцгерцогиня сняла перчатку и протянула Вольфгангу руку для поцелуя, Вольфганг почтительно приложился к ней. Она благосклонно улыбнулась и сказала:

– Надеюсь, мы скоро вновь будем иметь удовольствие услышать вашу музыку.

– Когда бы вы ни пожелали, ваше высочество. Хоть сейчас, – учтиво ответил Вольфганг.

– Это было бы чудесно, но сегодня мы слишком заняты.

– Ваше высочество, – сказал граф Фирмиан, – а какое удовольствие доставил бы вам столь даровитый музыкант, как господин Амадео, будь он в числе ваших придворных.